Безоружные
Шрифт:
Поднявшись на ноги, я осмотрела «подарок». Зашла справа, слева, присела перед ним, отступила на пару шагов, чтобы оценить картину целиком. Отвернулась, потёрла глаза, после чего посмотрела снова. Растрёпанные волосы, к влажной коже прилипла пыль, одежда в убитом состоянии, руки над головой, напряжённые мышцы сводит судорогой…
– Ну и видок у тебя сейчас, господин Фарго. Спорю, ещё никому не доводилось такое видеть, - пробормотала я. – Тебе бы бдсм-игрушки рекламировать, а не за преступниками бегать.
Он лишь злобно смотрел на меня, не в состоянии высказать один из миллиона
– Каково тебе на месте беспомощной жертвы? Ты должен почувствовать это на своей шкуре хотя бы раз. Ты ведь столько раз проворачивал вещи и похуже с другими людьми. Даже со своими подружками. Любишь бить женщин? Ты наслаждаешься тем, что причиняешь боль, и ещё называешь это правосудием.
Он следил за мной во все глаза, когда я подняла с пола кнут.
– Ты сказал, что умеешь с ним обращаться. У меня, конечно, нет твоего опыта, потому что я не практикую избиение связанных людей. Но для тебя сделаю исключение.
Не то чтобы я считала нужным объяснять, почему именно это делаю, но для начала: стоило показать солдату, что он не зря старался.
Я отошла, разминая плечо. Виктор свирепо промычал что-то вроде «только попробуй». И оно понятно, в нём сопротивлялся не только палач власти осуждённого, но и мужчина власти женщины. Едва ли он боялся именно боли. По сравнению с тем, через что он прошёл только что? Удары кнута – расслабляющий массаж. Так что если что и страдало от этой пытки, то только его гордость.
Через пару минут дыхание Виктора стало рваным, а через кляп начали пробиваться сдавленные стоны. Он больше не пытался избежать удара, как делал это поначалу. Его грудь и плечи с красными отметинами блестели от пота.
– Сам же говорил, что я ничего не добьюсь с этой штукой в руке. Похоже, не так уж я и безнадёжна. Что скажешь как профессионал?
Почему эта пытка вымотала его сильнее, чем меня? После всех жутких тренировок, о которых он рассказывал, его смогла сломить девчонка с хлыстиком? Почему вдруг он стал выглядеть таким слабым, смирным, как будто бы покорённым?
Подозрительно, чёрт возьми.
– Это ты называешь «уметь пользоваться стимуляторами»? Едва закончилось его действие, и ты совсем раскис. До этого ведь даже не пикнул. Не хотелось бы верить, что твоя смелость и сила – просто химия. – Подходить к нему было опасно, но я всё же рискнула. – Или же это причина, которая полностью оправдывает твой… Стояк?!
Проигрыш! Я хотела сказать «проигрыш»! Но эта огромная штуковина, натягивающая ширинку его штанов, просто влезла в разговор! Как я могла её сразу не заметить, пусть даже тут была бы кромешная темнота? Это же, блин, эрекция главы Фарго, олицетворения самого правосудия, который завёлся от того, что его наказывает преступница. Такое нельзя упустить из виду. Слишком уж противоестественно!
Нужно срочно выйти и проверить, не пошёл ли снег.
Я осмотрела мужчину с ног до головы и обратно.
Какого хрена ты-то возбудился?! Если кто и должен был получать удовольствие от процесса, то сам истязатель, разве нет?!
Я оглянулась на бионика.
– Слушай, кажется, я… ну… - сломала твой «подарок».
Поднявшись на ноги, солдат кинул консоль в сумку и пошёл ко мне.
– Ты его била или в любви признавалась?
– спросил он и посмотрел на меня, типа: «боже, тебе даже это нельзя доверить». – Одно дело носить всякие надписи на шлеме показухи ради, Кэс, но это уже…
– Ты что не видишь, что я перестаралась? У него крыша поехала. Или, погоди… - Я присела перед Виктором. – Ты часом стимуляторы не перепутал?
Всё это с самого начала казалось мне неправильным, но только теперь у меня сдали нервы. Словно хлестать кнутом беспомощного человека – это ещё ничего, но вот довести его в процессе до оргазма - это уже чересчур.
– Это так забавно - наблюдать за тем, как человеческое тело само себя предаёт, - проговорил бионик. – Но так даже лучше. – Самый худший вариант из всех возможных это, по его мнению, «лучше»?! – Ты можешь что угодно говорить журналистам и честным гражданам, заверять их в своей порядочности, пылать праведным гневом, но только мы – преступники – знаем правду. А правда такова, что ты кайфуешь, когда женщина делает не по-твоему. Сбегает от тебя, рушит твою репутацию, провоцирует каждым шагом, причиняет боль…
И, похоже, это удивляло не только нас. Виктор сам был в ужасе от реакции тела, которое превратил в оружие, которому доверял и которым гордился. Он бы никогда сам до этого не додумался, потому что в его мире не существовало такого понятия как «подчиняться женщине». Тем более в постели.
Он любил их покорять и наказывать за непокорность, но всё происходило слишком быстро и не по-настоящему. Долго и по-настоящему могло быть только с реальным преступником.
– Я не могу тебя осуждать за это. Тут ничего не поделаешь, госпожа возбуждает, даже когда причиняет боль и ненавидит.
Только тебя, из-за импринтинга! С другими людьми это не работает!
– К тому же, я рад, что ты дал мне ещё одну причину убить тебя.
Не осуждаешь, но убьёшь?!
– Погоди, - остановила его я.
– Ещё не наигралась?
– Если ты убьёшь его, то Фарго устроят на нас настоящую травлю. Это уже будет не лично его дело, а дело всего клана. Не правосудие, а кровная месть. Наши фотографии развесят повсюду, за нами будут следить все камеры, нас станет искать каждый человек на планете, а не один единственный извращенец.
Виктор поднял на меня взгляд полный ярости. А его стояк стал ещё больше. Обалдеть.
Наклонившись, я максимально осторожно, пытаясь не замечать эту штуковину, достала из его кармана на застёжке телефон.
– Ого, крутая модель. Хрен разобьёшь, наверное. И камера здесь что надо. Блокировку снимает отпечаток пальца, как удобно. – Прислонив экран к скованным рукам мужчины, я отдала телефон бионику, а сама отошла за шлемом. – Ты же не откажешь фанату, Вик?
Надев шлем, я встала рядом. Потом, немного подумав, опустила ногу ему на колено.