Безрассудная Джилл. Несокрушимый Арчи. Любовь со взломом

Вудхаус Пелам Гренвилл

– А потом небось припрячешь котлету в карман?

– М-м… я подумаю. Отолью туда немного супа, пожалуй. Мои нынешние запросы весьма скромны.

Джилл наблюдала за ним все с большим удовольствием. От этого мужчины исходило какое-то мальчишеское обаяние. С ним она чувствовала себя легко, почти как с Фредди Руком. Определенно, Уолли добавил радости в ее жизнь.

Особенно приятно было, что он умеет проигрывать. Джилл умела сама и восхищалась этим качеством в других. Как легко он выкинул из беседы – и, похоже, даже из мыслей – свой театральный провал

и досадную потерю денег!

Интересно, сколько он потратил? Наверняка очень солидную сумму, но его это как будто совсем не трогает. Такое доблестное поведение отзывалось теплом в сердце Джилл. Так и должен настоящий мужчина сносить камни и стрелы коварной судьбы!

Наконец Уолли, сыто отдуваясь, откинулся на спинку стула.

– Представление не из приятных, – виновато вздохнул он, – но куда же деваться. Думаю, ты сама предпочитаешь, чтобы я сидел сытый и довольный, а не валялся в голодном обмороке. Чудесная штука еда! Теперь я готов к интеллектуальным беседам на любую тему, какую тебе будет угодно предложить. Как у Апулея – наелся розовых лепестков и больше не золотой осел. О чем же мы побеседуем?

– Расскажи о себе.

– Нет темы достойнее! О каком же аспекте моей персоны тебе хотелось бы услышать? О моих мыслях и вкусах, об увлечениях, о работе? О себе я могу болтать часами, мои друзья в Нью-Йорке уже стонут.

– В Нью-Йорке? Так ты живешь в Америке?

– Да. Сюда я приехал, только чтобы увидеть на сцене свою кособокую поделку.

– Почему же ты не поставил пьесу у себя дома?

– Меня там знают слишком много собратьев по перу. Я же, по сути, залез в чужой огород. Критики в тех краях ждут от меня какого-нибудь разухабистого «Вау! Вау!» или «Девушек из Йонкерса» и, узнай они, что я разразился возвышенной драмой, вытаращат глаза. Люди они простые, и становиться мишенью их непристойных шуток мне совсем не хотелось. Вот и решил приехать сюда, где я чужак… даже не подозревая, что окажусь рядом с человеком, знакомым с детства.

– Когда же ты уехал в Америку? Почему?

– Года через четыре или пять – в общем, спустя довольно много времени после эпизода со шлангом. Мы тихонько переехали в Лондон – ты, наверное, и не заметила, что я куда-то пропал. – В голосе Уолли послышалась грусть. – Видишь ли, отец мой умер, и дела пошли плохо. Больших денег он не оставил. Думаю, в те времена, когда я тебя знал, наша семья жила не по средствам. Так или иначе, вначале приходилось туго, пока твой отец не пристроил меня в одну нью-йоркскую контору.

– Мой отец?

– Да. Он был так добр, что позаботился обо мне. Едва ли помнил в лицо, а если и так, не думаю, что получал удовольствие от воспоминаний. Тем не менее, хлопотал за меня, как за родного.

– Очень похоже на него, – тихо проговорила Джилл.

– Благороднейший человек.

– А в той конторе ты больше не работаешь?

– Нет. У меня обнаружилась склонность к сочинительству, и я написал пару-тройку песенок для водевиля. Затем познакомился в музыкальном издательстве с Джорджем Бивеном, начинающим композитором. Вместе мы выдали

несколько водевильных номеров. Потом один менеджер обратился к нам, чтобы оживить шоу, которое скатилось на обочину, и нам повезло – оно имело большой успех. Ну а после все пошло как по маслу. Бивен на днях женился, везет же людям!

– А ты сам женат?

– Нет.

– Никак не забудешь детскую любовь? – улыбнулась Джилл.

– Угу.

– Ничего, пройдет, – покачала она головой. – Встретишь какую-нибудь прелестную американку, сунешь ей червяка за шиворот, дернешь за косичку или как там еще ты проявляешь свое обожание, и… Куда это ты смотришь? Что такого захватывающего у меня за спиной?

– Да нет, ничего особенного. – Уолли отвел взгляд. – Просто какая-то монументальная пожилая дама уже минут пять не сводит с тебя глаз. Почти не ест, так ты ее заинтересовала.

– Пожилая дама?

– Ага… Ну и таращится! Ни дать ни взять «Птица с дурным глазом» Дансени. Сосчитай до десяти и оглянись как бы невзначай. Вон тот столик, почти напротив нашего.

– Боже мой! – ахнула Джилл, мельком глянув через плечо.

– Что, знакомая? Нежелательная встреча?

– Это же леди Андерхилл! А с ней – Дерек!

Уолли поставил бокал, не донеся до рта.

– Что за Дерек?

– Дерек Андерхилл, мой жених.

На миг повисла тишина.

– Вот как, – задумчиво хмыкнул Уолли. – Жених… Понимаю.

Он снова поднял бокал и осушил залпом.

2

Джилл растерянно смотрела на своего спутника. За суматохой этого вечера существование леди Андерхилл напрочь выпало из ее памяти. Она всегда так живо воспринимала окружающее, что обо всем прочем нередко забывала. Только сейчас мелькнула мысль – как всегда, поздновато, – что ужинать с Уолли надо было где угодно, только не в отеле «Савой» – ведь там остановилась мать жениха! Джилл нахмурилась. Беззаботное веселье растаяло, и жизнь снова наполнилась проблемами и недоразумениями.

– Что же мне делать?

Уолли Мейсон вздрогнул, выныривая из глубины размышлений.

– Прошу прощения?

– Что мне делать? – повторила Джилл.

– Да не волнуйся ты так.

– Дерек ужасно разозлится!

Добродушные губы Уолли чуть заметно сжались.

– С какой стати? Ничего нет дурного в том, чтобы поужинать с другом детства.

– Нет, но… – с сомнением выдавила она.

– Дерек Андерхилл… – задумчиво прищурился Уолли. – Не тот ли самый сэр Дерек Андерхилл, чье имя мелькает в газетах?

– Да, про Дерека часто пишут. Он член парламента и вообще…

– Видный мужчина… Ага, вот и кофе!

– Мне не надо, спасибо.

– Да ну, брось! Зачем портить ужин из-за такой ерунды? Ты куришь?

– Нет, спасибо.

– Бросила, да? Что ж, разумно. Курение мешает расти и бьет по карману.

– Что значит, бросила?

– Уже не помнишь, как мы с тобой за стогом сена делили сигару твоего отца? Разрезали ее пополам. Свою половинку я докурил до конца, а тебе хватило трех затяжек. Золотые были деньки!