Безрассудная
Шрифт:
— Да, — вздыхаю я, — я это знаю, и ты это знаешь. Я спрашиваю, знает ли это кто-нибудь еще.
Он издает болезненный смешок. — Все знают, что ты сумасшедшая сука. У тебя неплохая репутация.
Я напрягаюсь от его слов. — А что насчет Тандо? Илья назначила цену за мою голову в обоих городах?
— Насколько я знаю, — вздыхает он, в его мягких словах прячется ухмылка, — даже в Израме на каждом углу висит плакат с твоим лицом.
Я хмуро смотрю на его затылок. Посадка на корабль, направляющийся в Израм, звучит гораздо привлекательнее, чем поход через Скорчи.
Но сейчас все это не имеет значения, потому что, похоже, моя репутация дошла до Израма раньше, чем я сама.
— Что ж, — вздыхаю я, — давай послушаем. Сколько я стою?
Жадность в его голосе проскальзывает между скрежещущими зубами. — Двадцать тысяч серебряников.
Я едва не давлюсь смехом, прошептав слова скорее для себя, чем для стражника, оказавшегося в моей власти. — Китт так сильно хочет меня, да?
— Хочет. — Голос охранника внезапно становится холодным и черствым. — Живой или мертвый.
И тут его затылок сталкивается с моим носом.
Я вскрикиваю, уже чувствуя, как кровь начинает хлестать непрерывным потоком, заливая мне рот.
На моем горле внезапно оказываются грубые руки.
Стражник опрокидывает меня на спину, его вес давит на меня почти так же сильно, как и его руки, сдавливающие мое горло. Перед глазами начинают плыть пятна, и я странно благодарна за то, что едва вижу, что делаю дальше.
Лезвие легко входит в его сердце.
Он моргает, глядя на меня, и выражение недоверия на чистом холсте его лица, теперь полностью лишенного цвета.
Руки, сжимающие мою шею, ослабевают и опускаются, а за ними и его тело. Он валится на землю, зажимая смертельную рану, нанесенную его же оружием. Последние слова он произносит с рычанием. — Сумасшедшая… сука.
Меня трясет.
Кинжал выскальзывает из моей руки, несмотря на то, что его держат между липкими пальцами.
Липкими пальцами.
Я смотрю вниз, на кровь, покрывающую мои руки.
Нет, нет, нет…
От одного только ее ощущения меня начинает тошнить, даже несмотря на отсутствие содержимого в желудке. Я ползу к стражнику, бормоча извинения, вытирая кровь с ладоней его рубашкой, уже испачканной алым. Безжизненные глаза смотрят на меня, а я едва могу видеть сквозь слезы.
Я смотрю на юношу, и, пошатываясь, отступаю назад, погружая ладони в песок.
Я убила его.
Я убила снова.
За короткий промежуток времени я умудрилась лишить жизни трех человек. От этой мысли у меня снова скручивает желудок, и меня выворачивает на песок.
Я никогда не хотела никого убивать. Никогда не хотела…
Но я убивала. Убиваю.
Во что я превратилась?
В нос ударяет запах крови, такой сильный, что меня бы снова стошнило, если бы в моем теле осталось хоть что-то. Сделав глубокий вдох через рот, я медленно встаю на дрожащие ноги, чтобы отвернуться от места происшествия.
Мне нужно убираться отсюда.
Кровь затекает мне в рот, заставляя отплевываться с каждым шагом по направлению к городу. Я осторожно поднимаю руку, чтобы потрогать свой нос, вздрагиваю от боли, но с облегчением обнаруживаю, что он не сломан.
Одну ногу за другой.
Я оставила его там.
Одну ногу за другой.
Он сгниет на солнце.
Одну ногу за другой.
Я чудовище.
Одну ногу за другой.
Глава 8
Кай
Нож в грудь — ее фирменный прием.
Я приседаю рядом с обмякшим охранником, под моими ботинками хрустит испачканный кровью песок. Лицо, которое не может быть намного старше моего собственного, смотрит на меня, темные глаза лишены жизни, которую он едва успел прожить. Проводя рукой по всклокоченным волосам, я провожаю взглядом кровавые пятна, запятнавшие его красную форму. Каждое из них рассказывает свою историю.
Если всю жизнь проливать кровь, каждое пятно начинает говорить, стоит только прислушаться.
А может, я просто сошел с ума.
Рана в сердце просачивается багровым пятном через грудь и растекается лужицей под ним. На песке вокруг него видны следы борьбы, отпечатки ног.
Что ж, по крайней мере, у нее была причина убить его.
Мой взгляд возвращается к мужчине, лежащему подо мной, и скользит по размазанной крови на подоле его рубашки, напротив раны. Я придвигаю лицо ближе, едва не задыхаясь от металлического и болезненного запаха.
— Это была она, — говорю я, не поднимая глаз на мужчин, обступивших меня. — Она была здесь. Она здесь. Он мертв не больше дня. — Я смотрю на кровь на его рубашке, где она поспешно вытерла руки.
Должно быть, она была в плохом состоянии, раз оставила такие улики на виду.
При этой мысли я вздыхаю, в десятый раз проводя грязными руками по еще более грязным волосам. Если она ранена, то не могла уйти далеко.
Если она ранена, значит, у меня есть преимущество.
Если она ранена, я должен спокойно относиться к этому.
Я качаю головой, жалея человека, который подошел к ней слишком близко. — Хватайте его. Мы передадим его товарищам по страже, чтобы они с ним разобрались.
Несколько Имперцев обмениваются взглядами, безмолвно интересуясь, кому из них выпадет нелегкая задача тащить разлагающееся тело. Я встаю, разминая затекшую шею, и, повернувшись к ним спиной, направляюсь в сторону виднеющегося города. — Если вам нужна поддержка, я с радостью…