Безрассудное сердце
Шрифт:
Все время повторялись одни и те же названия: Могучая река, Язык, Желтый камень, Розовый Бутон – там действительно на берегах буйно цвели розы… Гнездо Ворона…
Чарли Рейнолдс, Митч Буайе, Варнум, Окровавленный Нож – это был единственный индеец, преданный белым, который не поджал хвост и не сбежал, когда запахло жареным. Пароход. Конь капитана Кеога по кличке Команч, репортер Марк Келлог, Исайя Дорман – негр-переводчик.
Имена: Бентин, Рено, Крук, Гиббон, Терри, Вейр, Том Кастер… И генерал. Всегда генерал.
Зачем Кастер разделил свой отряд? Почему он не поверил собственным разведчикам, которые сообщали ему, что индейцев тысячи? Напрасно ли он рисковал жизнями своих людей? Неужели он всерьез верил, что Седьмую армию нельзя победить ни при каких обстоятельствах?
Я никогда не участвовала в этих разговорах, и вообще в разговорах об индейцах. Из-за любви к Тени и вообще к шайенам я чувствовала себя чужой в обществе белых.
Чем больше проходило времени, тем чаще я благодарила судьбу, подарившую мне, дружбу доктора Митчелла. Мы с ним отлично узнали друг друга, пока я лежала у него в лазарете, а потом я забегала к нему поговорить. Только с ним я могла быть откровенной и ничего не бояться. И ему я рассказывала о своей любви к Тени. Как-то в начале нашего знакомства он спросил меня, не странно ли, что я полюбила индейца, когда индейцы убили моих родителей. Я объяснила, что Тень спас меня во время нападения сиу на мой дом и с тех пор он не индеец и я не белая. Мы просто люди, которые любят друг друга.
Помню, доктор Митчелл улыбнулся тогда:
– Конечно. Только так и можно.
После того как мы с Джошуа поженились, я часто приглашала Эда Митчелла к нам обедать. Он никогда не лез за словом в карман, и его присутствие скрасило мне много вечеров.
Чем дальше, тем сильнее я тосковала по Оленихе и Молодому Листку. Мне хотелось знать, оправилась ли Олениха после выкидыша. Их смех стоял у меня в ушах, и я вспоминала, как хорошо нам работалось бок о бок.
В форте, естественно, тоже были женщины, всего шесть женщин, включая меня. Первой, разумеется, следует назвать жену полковника Маргарет Кроуфорд. Она была высокой, под стать мужу, с седеющими волосами и острым взглядом холодных карих глаз. Двадцать лет она была офицерской женой и имела собственное мнение обо всех сторонах армейской жизни, которое не считала нужным скрывать.
Мейбел Бринкерман была женой маркитанта и примерно моей ровесницей, с на редкость нежной кожей, густыми черными волосами и хитрыми карими глазами. Она, никого не стесняясь, часто рассказывала, как обожает своего мужа.
Сильвия Уоллас, жена командира разведчиков Джейка Уолласа, производила впечатление робкого существа, которое никак нельзя было представить в качестве подруги бывалого воина.
У адъютанта полковника тоже была жена – Эмили Мортон, которая двух слов не произнесла по собственной инициативе и во всем соглашалась с женой полковника.
Стелла Макдоналд не очень ладила со своим мужем, старшим сержантом Карлом Макдоналдом, и я не сомневалась, что, если бы какая-нибудь случайная стрела угодила ему в сердце, она бы недолго огорчалась. Стелла ненавидела Запад с его жарой, апачами, скорпионами, змеями и пылью и не упускала случая об этом поговорить.
В качестве жены полковника Маргарет Кроуфорд считала своим долгом раз в неделю приглашать к себе дам. Иногда мы играли в карты. Чаще стегали одеяла и скатывали бинты. Я бы предпочла обходиться без этих собраний, однако Джош настаивал на том, чтобы я вела себя как все. Мне было неуютно в доме Кроуфордов, и хотя дамы нашего форта обходились со мной очень мило, в их глазах я читала тысячи вопросов, которые они не смели мне задать. Им казалось невероятным, что я по доброй воле жила с индейцами, тем более без благословения священника. Но в совершенный ужас их приводило то, что я объехала полстраны в компании семидесяти воинов. Думаю, они не сомневались, что я спала со всеми семьюдесятью!
На наших дамских собраниях мы так же часто говорили об индейцах, как и везде, то есть все время. Джеронимо и его апачи настолько переполошили всех по обе стороны границы, что дамы постоянно сокрушались об этом и мечтали о полном уничтожении индейцев, так как иначе им никогда не жить спокойно на Западе. Мне ужасно надоело слушать их разговоры о том, что апачи будто бы даже не люди, а когда миссис Кроуфорд заявляла, что сама бы их всех передавила как пауков, потому что ничего лучшего они не заслужили, меня охватывала ярость. Иногда мне казалось, что еще немножко, и я не выдержу и что-нибудь крикну, особенно когда Мейбел Бринкерман рассказывала, как команчи в Техасе заживо сожгли ее брата, или Сильвия Уоллас повествовала о своем страшном путешествии к месту службы мужа.
– Эти индейцы как бешеные псы, – говорила Сильвия. – На все бросаются, что только шелохнется.
– О да, – с готовностью соглашалась с ней Маргарет Кроуфорд. – И неблагодарные псы. Почему они не хотят жить в своих резервациях? Господи, мы даем им пищу, одежду и одеяла, а им все чего-то не хватает.
– Может быть, свободы? – не выдержала я. – Может быть, они хотят вернуть себе свои земли. И бизонов. И право жить и охотиться, как их предки. – Я слышала, что уже чуть ли не кричу. – Наверное, им не нужна милостыня из рук их врагов. Наверное, им просто хочется, чтобы к ним относились как к разумным человеческим существам, которые сами в состоянии позаботиться о себе.
Поскольку я никогда не принимала участия в беседах об индейцах и никогда не выражала свое мнение на их счет, мой выпад захватил дам врасплох. Наверное, миссис Кроуфорд меньше удивилась бы, если бы я вдруг принялась снимать платье, а потом улеглась голая на ее стол.
– Разумные существа! – воскликнула она. – Миссис Бердин, вы понимаете, что говорите?
– Конечно, – стараясь умерить свой пыл, ответила я. – Ведь мне пришлось прожить с шайенами почти два года.
Я сразу же пожалела, что открыла рот. Пять пар глаз рассматривали меня в упор, и я чувствовала себя как муха под микроскопом.
– Ну конечно, я забыла, – с приторной любезностью произнесла Маргарет Кроуфорд. – Расскажите же нам, дорогая, каково это – жить с дикарями.
– Не знаю, – не поддалась я на ее уловку. – Я не жила с дикарями. Я жила среди шайенов и считаю их очень приятными людьми, не хуже других.
– Да нет, дорогая. Всем известно, что индейцы совершенно не знают цивилизации. Они – обыкновенные варвары без чести и без совести.
– Еще чего! – не на шутку возмутилась я. – Вы считаете резню цивилизованной акцией? А как насчет Чивингтона? Он тоже вел себя как цивилизованный человек, когда открыл огонь по беззащитным женщинам и детям? И если мы, белые, такие честные, то почему не соблюдаем собственноручно подписанные договоры?
В гостиной воцарилась неловкая тишина. Миссис Кроуфорд побагровела, причем, естественно, не от смущения, а от того, что жена младшего офицера посмела возразить ей, да еще чуть ли не кричала на нее. Я знала, что совершила непростительный проступок, и, прежде чем дамы опомнились, промямлила что-то и отправилась домой.