Безрассудное сердце
Шрифт:
Каким унижением было есть, спать и мочиться на виду у белых мужчин и женщин. Они смотрели на него во все глаза, даже не думая отворачиваться. Первые две недели их было постоянно никак не меньше двух-трех дюжин, тыкавших в него пальцами и смеявшихся бог весть чему. Они пытались заставить и его рассмеяться или рассердиться, но уж этого он им не позволял. Воспитанное с младенчества умение держать себя в руках никогда еще не подводило. Не подвело и на сей раз.
Прошло, примерно, две с половиной недели, как его заперли в крошечной камере.
Наступило воскресенье, и народ собрался вокруг клетки с живым индейцем. Многие надели свои лучшие платья и, вероятно, только что побывали в церкви. Но среди них нашелся один в рабочих штанах, от которого за милю несло виски. И вот он-то принялся разглагольствовать, как много он убил индейцев, когда был помоложе. Он хвастался, что стреляет лучше любого и готов доказать это на деле. Неожиданно он переключился с убитых им индейцев на скво, с которыми переспал.
– Женщины апачей, – вещал он, – очень толстые и уродливые. Команчей – тоже. А вот у Шайенов бабенки что надо. Красивые, говорю я вам. Очень красивые. Но дерутся как собаки. – Он показал на шрам не левой щеке. – Одна такая подарила мне его. Пришла ко мне, видите ли, с ножом. Да-да. Но, черт бы меня побрал, я ее приручил, и она стала ласковой как кошечка. Стоит их приручить, и тогда только узнаешь, какие они под своими бизоньими шкурами. А, индеец? – Он захохотал и замахал руками перед клеткой. – Может, это была твоя сестричка?
Все рассмеялись, правда, не без смущения. Белый подошел совсем близко к железным прутьям.
– Ты о чем думаешь, краснокожий? Думаешь, твоя сестричка хотела пришить старину Пита?
– Думаю, ты – дерьмо, – ответил Два Летящих Ястреба.
После этого он отошел в угол, схватил поганое ведро и выплеснул содержимое прямо в лицо продолжавшему смеяться белому.
Смех тотчас стих, и толпа подалась назад, подальше от мерзко пахнувших нечистот. Наступила мертвая тишина. Облитый белый вытащил из-за пояса пистолет.
– Грязный индеец! – прошипел он. – Убить тебя мало!
Он уже целился, когда на него налетел Барни Макколл.
– Какого черта тут происходит? – завопил он, выбивая пистолет из рук бахвала.
– Твой индеец облил меня своим говном!
– А… – Барни с отвращением принюхался. – Ясно. Насколько я понимаю, ты это заслужил.
– Ну, ты…
– Ладно, – оборвал его Барни. – Пошли к парикмахеру. Помоешься. Потом я поставлю тебе бутылку. Что скажешь?
Пит было замотал головой, однако при слове «бутылка» его негодование несколько поутихло. Он даже изобразил подобие улыбки на лице.
– Идет. Я согласен. Только купишь мне новые штаны и рубашку. Эти же я не могу носить теперь.
– Получишь. – Барни пожал ему руку, и они отправились куда-то, беседуя на ходу, как старые приятели.
Толпа рассеялась. Два Летящих Ястреба наконец-то остался один. Вздохнув, он уселся на пол и стал смотреть на чистое синее небо. Нельзя сказать, чтобы он не подумал, какое наказание его ждет за его проступок, но это было неважно. Белый дурак получил по заслугам. Он всех их ненавидел.
Однако никакого наказания не последовало, и еще через четыре дня Филадельфия осталась позади.
Они были в маленьком городишке в Западной Виргинии, когда Барни заявил, что представление требует некоторой доработки.
– Что-нибудь этакое, – размышлял он вслух. – Небольшой штришок, и мы поднимем цены на билеты.
Как всегда, при упоминании денег голубые глаза Стюарта загорелись огнем, и, тщательно все обдумав, он решил, что Два Летящих Ястреба не должен столбом стоять на сцене. Почему бы ему не исполнить танец дождя? Или, еще лучше, боевой танец шайенов?
– А почему не оба? – добавил от себя Барни. – Пусть еще споет парочку песен позабористее.
Клайд кивнул.
– Неплохая мысль, – проговорил он и потер подбородок. – В самом деле, мысль неплохая. На танцующего и поющего индейца они полетят как мухи на мед.
Однако Два Летящих Ястреба был непреклонен.
– Что это ты себе позволяешь? – возмутился Стюарт. – Я тебя не прошу. Я тебе приказываю!
– Не приказывай. Все равно этого я делать не буду.
– Какого черта? – разъярился Стюарт.
Два Летящих Ястреба оставался непоколебим. Для индейцев танец дождя и боевой танец были священными, и о них нельзя было даже упоминать, не то что показывать публике. Но этого не объяснишь белым, тем более Стюарту, для которого нет ничего святого. И вообще, с какой стати он должен что-то объяснять ему? Пусть бесится сколько хочет, а Два Летящих Ястреба не намерен исполнять обрядовые танцы и песни своего народа для развлечения белых. Если Стюарт хочет его убить, пусть убивает. Лучше умереть, чем бесчестить свой народ.
– Я тебя спросил, – орал Стюарт. – Отвечай! Два Летящих Ястреба пожал плечами.
– Мне надоело корчить из себя дурака, – бесстрастно произнес он. – Если тебе нужен боевой танец шайенов, исполняй его сам.
От его спокойного тона Стюарт разозлился еще больше. Глаза у него сверкнули, как осколки синего стекла, и он зарычал:
– Руди! Барни! Держите его!
Тень подумал, что пришел его конец. Макколл и швед схватили его, а Стюарт принялся засучивать рукава. Потом он встал перед Двумя Летящими Ястребами в боксерскую позу.
– Не будешь плясать, индеец? – ласково спросил он.
Тень упрямо покачал головой, и ярость в глазах Стюарта заполыхала огнем. Крикнув что-то, он нанес шайену серию коротких ударов под ложечку.
– А теперь, индеец? Ты не переменил свое решение?
– Нет.
Стюарт, уже не помня себя, бил его в живот и даже в шею. Последний удар пришелся по лицу Двух Летящих Ястребов, и у него из носа потекла кровь.
– Ты будешь делать, как я сказал, – рычал Стюарт, – или я убью тебя своими руками.