Безрассудный
Шрифт:
— Я думаю, ты не до конца его понял, — сказал Август, забавляясь яростью своего брата.
Арчер провёл руками по лицу. Он явно только что пришёл в себя после очередной попойки. Тёмно-каштановые волосы взлохмачены, на лице трёхдневная щетина. Пуговицы на его белой рубашке неаккуратно застёгнуты.
— Нам не всё равно, ведь ты встречаешься с сыном одной из своих жертв. Пойми, это плохая идея.
— Почему? — спросил Адам, откидываясь на спинку стула.
— Всё дело в шести степенях разделения, — объяснил Арчер. —
Адам перевёл взгляд на Арчера.
— Не называй его так, — предупредил он.
— Господи. Ему нравится этот парень, — пробормотал Арчер.
— Да. Мне не нужно скрывать от него, кто я. Он знает, что я убийца. С ним просто... легко.
Аттикус выглядел так, будто подавился мячом для гольфа.
— А тебе не приходило в голову, что он тебя сдаст?
Адам насмешливо хмыкнул.
— Что? Нет, не сдаст. Ты чертов параноик.
— Фундамент этой семьи был выкован из тысячи трупов. Конечно, мы параноики. Вот как мы можем делать то, что делаем, — напомнил ему Август.
Адам чувствовал, как его пульс бьётся в жилах. Он едва сдерживал ярость, бушующую в нём, понимая, что у них есть на кого опереться, Аттикус позвонил бы их отцу.
— У Ноя был шанс отомстить. Он приставил пистолет к моей голове. Он хотел убить меня. Когда я показал ему, кто на самом деле его отец, он тут же отступил. Он не хочет нас уничтожить. Ему просто нравится быть со мной. Почему в это так трудно поверить?
— Что он будет чувствовать, когда поймёт, что вся твоя жизнь — обман? Что ты не очаровательная плейбойская супермодель? — вздохнул Аттикус.
— Он знает. Мне не нужно притворяться рядом с ним. Он точно знает, кто я и кем являюсь, и он принимает меня.
Аттикус перевёл взгляд на Августа, энергично жестикулируя Адаму в знаке «сделай с ним что-нибудь».
— Адам, ты подвергаешь всех нас опасности, общаясь с этим мальчиком, — сказал Август, качая головой.
— Аттикус чуть не женился на этой психопатке Кендре, и никто из вас и глазом не моргнул на эту катастрофу, — огрызнулся Адам.
— Она не знала наших секретов, — сказал Арчер со скучающим видом.
Адам чувствовал, как в нём нарастает гнев.
— Именно. Если бы ей представилась такая возможность, она бы использовала её, чтобы выкачать из нашей семьи побольше денег. Она была сущим кошмаром. Ною от нас ничего не нужно. Кроме того, если ты так беспокоишься, что он побежит и расскажет обо всём миру, не разумнее ли держать его рядом, а не отталкивать?
— Адам, ты ведёшь себя как ребёнок, — сказал Аттикус.
Адам бросил взгляд в сторону Аттикуса.
— Почему ты вообще здесь? Разве ты не должен синтезировать белок или выращивать уши на спине крыс или чем ты там занимаешься? Почему тебя вдруг взволновало, кем или чем я занимаюсь?
— Меня это волнует по той же причине, что и всех нас.
Адам бросил нож в сторону Аттикуса, чувствуя некоторое удовлетворение от того, как брат вздрогнул, когда нож вонзился в стену за его головой.
Аттикус выдохнул через нос.
— Вот. Вот об этом я и говорю. Тебе почти тридцать лет. Перестань вести себя как избалованный ребёнок.
— Мне двадцать семь, и да, я взрослый. Как взрослый, я могу засовывать свой член, в кого захочу, — сказал Адам, подавшись вперёд.
— Так ты трахаешь его? Ребёнка человека, которого ты убил? — спросил Арчер.
— Не говори так. Ему двадцать один.
По-моему.
— Он тебя сдаст, — снова сказал почти лишённым эмоций голосом Август.
— Нет. Не верю. Я следил за ним несколько недель. У него был шанс убить меня, но он им не воспользовался.
— Потому что ты решил показать ему доказательства, что его отец был педофилом, — сказал Аттикус, распаляясь.
— Что я должен был сделать, Аттикус? Позволить ему убить меня? Убить его? Это противоречит нашему кодексу. Ной не виноват, что его вырастил такой больной урод, как Уэйн Холт. Ты знаешь, он тоже был одной из его жертв.
— И что? — спросил Август.
— И что? — напрягся Адам.
— Ну да, и что? Какое тебе дело до его дерьмового детства? Я знаю, нас всех учили вести себя так, будто у нас есть эмоции, но ты не притворяешься. Так что здесь происходит?
— Какое тебе дело? Он мне нравится. Мне нравится быть с ним.
— Каллиопа сказала, что отправила тебе информацию две недели назад. Почему ты так упорно борешься за парня, которого не знаешь?
— Потому что я знаю его. И он знает меня. Во всех отношениях, которые важны.
— О, Боже, — пробормотал Август. — Я мог бы ожидать эту чушь о Ромео и Джульетте от Ави или Асы, но не от тебя.
Адам, едва сдерживая свой гнев, прошипел:
— Да пошёл ты, Август.
— Успокойся, — предостерёг Август, откинувшись в кресле. — Чем сильнее ты к нему привяжешься, тем хуже будет, когда тебе придётся его отпустить. Покончи с этим. Сейчас. Потому что если ты этого не сделаешь, нам придётся рассказать папе, и не думаю, что тебе понравится, как он решит это закончить.
Адам оттолкнул свой стул от стола с громким скрежетом ножек по мраморному полу.
— Давай. Скажи папе. И раз уж ты это сделаешь, скажи ему вот что. Я оставлю Ноя себе! Он мой!
— Он не игрушка. Он человек, — пробормотал Арчер.
Адама охватила ярость, он сжал руки в кулаки.
— Он мой. Я не отдам его. Не давите на меня, или, клянусь грёбаным Богом, я сожгу всё дотла. Ты слышишь меня? Если ты заставишь меня выбирать, я выберу его.
— Ты его даже не знаешь, Адам. И ты не можешь принимать такие решения за всех нас.