Безумная парочка
Шрифт:
17
На следующий день, когда Алексис и Иэн, держась за руки, наслаждались аперитивом на втором этаже «Эскарго-Монторгель», Харри поглощал в своем «люксе» «Ланкастера» суфле из форели и беседовал по телефону с Сарой, находившейся в отеле «Беверли Хиллс» (5 часов утра по калифорнийскому времени), а Полетт Николсон ела холодное мясо и салат у себя в квартире с няней своей дочери. Трехлетняя Джинна сидела между женщинами, неохотно глотая овощной суп.
Иэн произносил следующие слова: «Шоффе, ты не представляешь, как мне не хочется покидать тебя сейчас. У тебя такой расстроенный вид. Но я вернусь через несколько дней, мы отправимся
Алексис отвечала ему так: «Мадам убьет меня за трехчасовое опоздание, но сейчас, когда я нахожусь с тобой, эта опасность кажется мне ничтожной. Я буду ужасно скучать по тебе, дорогой.»
«Этот мерзавец должен отправиться по делам в Швейцарию, – говорил Харри, – поэтому окончательное решение вопроса откладывается. Я не рассчитывал на мгновенное чудо, но теперь мне придется пробыть в Париже дольше, чем я собирался.»
«Будет приятно наконец-то провести тихий вечер дома. Я так устала от оперы, балета, кино, театра, светской жизни», – произнесла Полетт.
Роуз, няня-англичанка, обратилась к девочке: «А теперь, Джинна, съешь овощной суп и вытри рот.» Потом она сказала своей хозяйке: «Да, мадам, тихий вечер – это чудесно.»
Женщины, точно две заговорщицы, с радостным предвкушением улыбнулись друг другу поверх трехлетней девичьей головки.
Через несколько минут пришла экономка, чтобы убрать тарелки и поставить на стол вазу со свежими фруктами, кофе для женщин и клубничный крем для Джинны. В отличие от Роуз, экономка была приходящей. Она появлялась в квартире на авеню Фош каждое утро в семь часов, чтобы приготовить завтрак, ленч и обед для четырех членов семьи. Роуз выписали из Лондона незадолго до родов Полетт.
Иэн настоял на том, чтобы они пригласили для ребенка обученную английскую няню вопреки возражениям жены. В то время Полетт не могла понять, почему им не подходит француженка, но Иэн проявил твердость. Полетт обнаружила, что как бы он ни восхищался французским образом жизни, он мог быть на удивление упрямым в некоторых вопросах.
И на удивление бесчувственным.
Полетт вспомнила их свадьбу. Сначала они прошли через гражданскую церемонию в Париже, потом было решено устроить официальное церковное бракосочетание на юге Франции, где родители Полетт владели старым замком, расположенным в долине Дордони. Это была красивая, но невозделанная сельская местность, совершенно непохожая на роскошное средиземноморское побережье – единственную часть Франции, с которой был знаком Иэн. Он казался отсутствующим во время приготовлений к шикарной свадьбе со множеством приглашенных на уик-энд гостей.
В замке кипела бурная деятельность. Там суетились четыре подружки невесты, дяди, тети, двоюродные братья и сестры, несколько нанятых служанок и экономка. Портниха вносила последние изменения в наряды. Все пребывали в состоянии крайнего возбуждения – кроме жениха, читавшего в гостиной «Файненшл Таймс». Иэн казался воплощением английской невозмутимости. Он словно забрел в чужой дом и был вынужден задержаться там на несколько минут, пока местный механик чинит его автомобиль, сломавшийся где-то неподалеку. Он демонстрировал полную отстраненность и отсутствие интереса к происходящему. Полетт не могла забыть эту картину.
Столь же незабываемым (хотя и по совсем иным причинам) оказалось для Полетт первое впечатление от Роуз Пай. Англичанка приехала в дом Николсонов, чтобы взять на себя обязанности няни ребенка, который должен был скоро появиться на свет. Хотя Полетт могла родить в любую минуту, ей удавалось на протяжении всей беременности сохранять свой обычный роскошный имидж. Она поправилась только на пять килограммов и уделяла большое внимание своим туалетам и макияжу.
Полетт была светской тридцатисемилетней женщиной, а Роуз неискушенной двадцатитрехлетней няней. В своей круглой фетровой шляпе с поднятыми полями, простом синем платье и пальто англичанка напоминала Полетт поблекшую, бесстрастную старую деву. Однако её рекомендовали как превосходную няню. Полетт вздохнула и показала девушке её комнату, находившуюся рядом с детской, в дальнем от спальни Николсонов конце квартиры.
«Здесь очень мило, – сказала Роуз, обведя взглядом простую, безупречно чистую, спартанскую комнату с умывальником в одном углу, креслом и гардеробом в другом и только что застеленной односпальной кроватью. Дверь соединяла комнату с примитивной ванной. – Очень мило, мадам.»
«Надеюсь, вам здесь будет удобно.»
«О, несомненно.»
«Возможно, разобрав вещи, вы захотите осмотреть детскую. Может быть, предложите что-то изменить.»
«Да, конечно. Я не задержусь, мадам.»
Девушка привезла с собой только один чемодан средних размеров абсолютно новый, блестящий и вульгарный.
«Вы впервые за границей?»
«Да, мадам. – Роуз прошла по комнате, чтобы посмотреть в окно, на котором висели шторы. – Но, как я сообщила в письме, свободно говорю по-французски. Я долго учила его.»
Только сейчас Полетт заметила, что у девушки была легкая хромота, которую ей удавалось искусно скрывать. Полетт восхитилась её усилиями. В то же время она невольно спросила себя, является ли хромота следствием какой-то болезни вроде полиомиелита или существует от рождения. Почему-то физический недостаток Роуз уменьшил боязнь Полетт родить неполноценного ребенка. Хотя француженка не считала себя суеверной, она чувствовала, что Господь прислал в их дом хромоножку в качестве доброго предзнаменования. Он как бы заверял, что наследник Николсонов родится сильным, здоровым и физически совершенным.
Через несколько дней родилась именно такая девочка – Джинна Дженнифер Николсон.
Свободные вечера Роуз (когда она не сидела с ребенком) были редкими, но она никогда не жаловалась. Молодые кавалеры в студенческой одежде, которые заезжали за ней на мотоциклах, выглядели весьма прилично. Сама Роуз уделяла мало внимания нарядам, зато в рабочее время исполняла свои обязанности очень прилежно. Двойная жизнь няни обеспокоила бы Полетт, если бы не безупречная профессиональная подготовка девушки. Полетт пришлось согласиться с Иэном в том, что Роуз можно без колебаний доверить уход за их дочерью. Что касается ночных поездок в кафе экзистенциалистов, расплодившиеся на Левом берегу… то девушка была ещё молодой, любопытной и имела право на развлечения, убеждала себя Полетт. Несомненно, Роуз заслуживала своим упорным трудом какой-то отдых.
И все же Полетт не могла справиться с завистью, когда серьезная дневная Роуз превращалась в светящееся от радости вечернее существо. Сначала француженка думала, что завидует лишь молодости Роуз. Лишь когда Роуз прожила у них около года (и Иэн завел роман с работавшей у Терезы швейцарской манекенщицей), Полетт сумела признаться себе, что её чувства к Роуз были гораздо более сложными, чем она поначалу считала. Однако, обладая тактом и практичностью, она проявила терпение и через некоторое время выяснила, что, несмотря на обилие поклонников мужского пола, сексуальность девушки не была такой однонаправленной, как могло показаться на первый взгляд. Полетт не хотела напугать Роуз, а главное – потерять квалифицированную няню.