Безумная парочка
Шрифт:
– Не понимаю, почему я должна отвечать на вопросы в отсутствие адвоката, – сказала Джинна.
Инспектор улыбнулся.
– Это ваше право, мисс Николсон, но вы должны понимать, что ваш отказ будет выглядеть весьма настораживающе.
– Я её не убивала! – сказала Джинна.
– Конечно, моя дочь ответит на вопросы, – поспешил заверить инспектора Иэн. – Она просто взволнована этим ужасным происшествием. Мы все взволнованы. Кому приятно пережить такое в собственном доме?
– Еще бы, – сказал инспектор, поворачиваясь к Харри. – Вы –
– Да, я – её муж. Наверно, я должен сказать "бывший муж". – Его глаза увлажнились. – Я не могу поверить в то, что Сара мертва. Все случилось так внезапно.
– Такое всегда вызывает потрясение, – сказал инспектор. – Но я надеюсь, что вы будете в состоянии ответить на вопросы, когда сержант закончит беседу с доктором Уилльямсом. Нам необходимы ваши показания.
– Конечно.
Инспектор посмотрел на наши кофейные чашки и бокалы для коньяка.
– Позвольте напомнить вам о том, что вы не должны ничего касаться. Пожалуйста, оставьте все как есть. Это относится также к тарелкам, кастрюлям и сковородам на кухне, миссис Николсон. Ничего не мойте, не выбрасывайте остатки пищи. Вы устроили здесь небольшой обед, да?
– Да, инспектор, – ответила я.
– Понятно. На пять персон, да?
– Верно.
– Хорошо. Значит, все участники известны и находятся здесь.
– Да.
Инспектор взял трубку телефона.
– Я позвоню в управление и приглашу сюда моих помощников. Мы должны обследовать вашу кухню и гостиную, миссис Николсон. Забрать все предметы, которые использовались сегодня вечером. Не беспокойтесь, после изучения все будет возвращено.
– Я не беспокоюсь, но я в недоумении.
– Относительно чего, миссис Николсон?
– Относительно причины смерти Сары.
Инспектор снова улыбнулся. Похоже, это было его обычной реакцией на глупые реплики.
– Мы тоже хотим получить ответ. И получим его, миссис Николсон. Через некоторое время.
Когда доктор Уилльямс дал свои показания и ушел, инспектор Лэнгдейл начал по очереди допрашивать нас. Потом нас попросили записать наши показания на типовом бланке лондонской полиции. Нам объяснили, что начало должно быть стандартным: "Я делаю это заявление по доброй воле. Мне известно, что я не обязан сообщать что-либо вопреки моему желанию, и что все сказанное мною может быть использовано как доказательство…"
Джинна пробормотала что-то о "чертовых лицемерах", и я заметила, что Иэн встревоженно посмотрел на нее. Инспектор Лэнгдейл тоже это заметил. С момента прибытия полиции Иэн казался очень обеспокоенным поведением Джинны, и я не могла понять причину этого. Да, она бросила пару реплик в адрес инспектора, но они прозвучали, как безобидные выпады, из-за которых не стоит волноваться.
Однако Иэн был встревожен. Я видела все признаки этого. Похоже, он боялся за свою дочь. Не мог же он думать, что Джинна убила Сару! Однако его вид говорил именно об этом. Подумал ли то же самое инспектор Лэнгдейл?
Я начала понимать страх Иэна, когда после Харри подошла моя очередь отвечать на вопросы.
– Миссис Николсон, кто из домашних имел доступ к еде и напиткам, которые подавали здесь этим вечером? – спросил меня инспектор.
– Я, конечно. А также моя домработница, миссис Кук. Она была здесь с утра. Еще мой муж и падчерица.
Но инспектору Лэнгдейлу ещё не пришло в голову, что убили "не ту женщину". Он поймет это лишь после того, как содержимое наших чашек будет подвергнуто анализу в полицейской лаборатории. Когда установят, что яд находился в «Хэге», и что я (а не погибшая) была единственным человеком, употреблявшим «Хэг», инспектор догадается, что Сару отравили по ошибке.
Я бы отдала все, чтобы увидеть выражение лица славного инспектора, когда чудесная новость достигнет его ушей. Ему, несомненно, придется снова допросить нас всех, но уже с другой точки зрения. Он перестанет выяснять, кто мог убить Сару, как делал сейчас, и начнет искать человека, который мог желать моей смерти.
А пока что я оставалась подозреваемой, и инспектор Лэнгдейл выполнял рутинную процедуру. Расспросив меня о приготовлении еды, о том, как её подавали, он перешел к послеобеденной части вечера.
– Вы говорите, миссис Николсон, что ваш муж всегда сам подает кофе и коньяк после еды? И что он сделал это сегодня?
– Да, инспектор. Ему нравится этим заниматься.
– Понимаю. Мистер Николсон разлил кофе в чашки заранее?
– Да, на кухне, как он обычно делает.
– А где находились в это время вы?
– Здесь. С моими гостями и падчерицей.
Я решила не упоминать о бурной ссоре, происшедшей между мной и Джинной. Пусть кто-то другой заговорит о прозвучавших из её уст обвинениях и оскорблениях. Это будет выглядеть лучше. Пока что никто не произнес имя Тома МакКиллапа.
– Значит, мистер Николсон принес пять чашек с черным кофе. Верно? Инспектор указал на кувшинчик со сливками и сахарницу, все ещё стоявшие на подносе. – А также сливки и сахар?
– Он принес пять чашек с черным кофе, инспектор, но моя отличалась от остальных.
Сержант, делавший записи, оторвал взгляд от блокнота. Инспектор посмотрел на меня со сдержанным интересом.
– Отличалась от остальных, миссис Николсон? Чем?
– Я не пью обычный кофе, инспектор. Не переношу кофеин. Пью только «Хэг». У меня проблемы со сном.
– Значит, одна из чашек, поставленных вашим мужем на поднос, содержала «Хэг», а другие – обычный кофе?
– Совершенно верно.
– И вы пили из чашки, в которой был "Хэг"?
– Я отпила немного. Видите, – я указала на мою чашку, – половина осталась. Вероятно, я поставила её в тот момент, когда Сара, миссис Маринго, потеряла сознание.
– Через какое время после того, как было подано кофе, миссис Маринго стало плохо?
– Точно не знаю. Это произошло так внезапно.