Безумная Роща
Шрифт:
— Отчего же тогда, — спросил женщину Баалхэаверд. — Они сами не попались в твои сети? Как они, сотворив тебя, смогли расстаться с тобой?
— Душа Гасхааля давным-давно мертва, и не сердце ведет его, но воля, сочетаемая с жадностью. Он не способен любить. Эмерхад же защищался от меня чарами, искажавшими то, что он видел, и ни разу не взглянул на меня без посредства этих чар.
— Отчего ты называешь ее своим орудием? — Спросил Кадмон Баалхэаверда. — Ведь Эмерхад и Гасхааль привели ее ко мне, и никто, кроме меня, никогда не владел ею.
— Из соединения мужчины и женщины рождается ребенок, из смешения
— Я никогда не стану служить тебе, — сказал Кадмон.
— Однако ты был рабом этой женщины, а она с этого часа — моя дочь и подданная. Сладостно быть рабом и иметь могущественного господина. Признай меня своим господином — и избегнешь бесплодных мучений, потому что единственная для тебя возможность не-служить мне — не существовать вовсе.
— Женщине я служил из любви, тебе же, из страха перед силой — не стану.
— Есть ли разница между подчинением из любви и подчинением из страха? Есть ли разница между подчинением по доброй воле и подчинением насилию? Ведь результат одинаков. То, что делало тебя слугой этой женщины — такая же сила, только лишь чуть более тонкая, чем та, которой обладаю я. На горло твое был надет ошейник, а ты сам и не заметил, как случилось это. Я же желаю, чтобы ты перестал тешиться иллюзиями и поскорее принял то, чем ты стал, принял сознательно — ведь умный раб в глазах хозяина обладает много большей ценностью, чем раб глупый.
— Не сомневаюсь, — сказал Кадмон, — что ты хорошо разбираешься в рабах, ибо ты сам из числа их, и лишь случай возвысил тебя над тебе подобными, и сделал надсмотрщиком над прочими рабами.
Разгневали Баалхэаверда эти слова. Произнес он имя Кадмона, желая подчинить его своей Силе, но Кадмон отказался от этого имени и самой жизни, ибо не желал быть рабом. А может быть — не это, но отчаянье послужило причиной его поступка, потому что не было у него больше ничего, что он мог бы предложить женщине, а без подарков она не желала даже смотреть в его сторону.
Упал он на пол и умер, а Баалхэаверд приказал слугам выбросить вон его тело.
Затем Повелитель Рабов устроил богатый пир, и пригласил на пир одного из своих родичей, известного на земле под именем Мастера Леонардо, или Повелителя Зла, но сам Леонардо не любил этого титула, потому что сей титул казался ему слишком громким и откровенным, а он сам всегда предпочитал действовать хитростью и коварством. Рассказал Баалхэаверд гостю историю женщины и Дарующего Имена и похвалился тем, что теперь станет могущественнейшим в числе Владык Преисподней, потому что добровольно соседи начнут отдавать ему то, что прежде приходилось отнимать у них силой.
— Ты глуп, — сказал ему Леонардо. — И женщина эта
— Никогда этого не будет, — отвечал Баалхэаверд, — потому что в моем сердце нет любви к ней, но я лишь ценю ее, как совершеннейшее из своих орудий.
— Бывает, что и воин становится рабом своего меча, а сильный — рабом своей силы. Одно то, что ты не хочешь даже и думать о том, что можешь и сам когда-нибудь оказаться у нее в подчинении, указывает на то, что не так уж и далеко это время. Она — не орудие, но сама — Обладающая Силой, и Сила ее такова, что может, минуя все волшебные оболочки, касаться душ и людей, и ангелов, и могущественных волшебников, и в этом — единственное свойство этой Силы, но оно стоит многих.
Задумался тогда Повелитель Рабов, потому что сомнение вошло в его сердце, но чем больше он думал, тем меньше ему хотелось расставаться с женщиной.
— Как ты предлагаешь поступить с ней? — Спросил он Мастера Леонардо.
И тот ответил:
— Необходимо уничтожить ее как можно скорее, пока ты еще в состоянии сколько-нибудь владеть собой. Но следует уничтожить ее так, чтобы невозможно было никакое воскрешение, и для того я предлагаю обратиться за советом к Повелителю Гибели, чтобы в точности быть уверенными в том, что она никогда больше не возродится в мире сущем.
И тогда отправились они к Повелителю Гибели, обитавшему по соседству, хотя и сильно не нравился Баалхэаверду этот замысел.
Войдя во дворец, увидели они пустое кресло посреди тронного зала, и обратившись к креслу, спросили, существует ли способ уничтожить врага так, чтобы невозможно было его воскрешение и не нашлось бы никакой магии, способной вернуть его к жизни.
Сказал Повелитель Гибели, не имевший никакого видимого облика:
— Страна Мертвых — превосходная тюрьма, и редко покидают ее.
— Не так уж и редко, — возразил Леонардо. — Искусному волшебнику по силам вызволить кого-нибудь оттуда, не говоря уже об Обладающих Силой — известно множество случаев, когда они похищали из Страны Мертвых своих ближних. Особенно легко это теперь, когда сгинул Бог Мертвых и в государстве его началась война между его вассалами.
Сказал Повелитель Гибели:
— Старый Колодец, где умирают ветра времени, а от всего, что попадает в него, остаются лишь пепел и угли — ловушка еще более лучшая.
Снова покачал головой Леонардо.
— Пепел и угли — это уже что-то. Нам же нужно, чтобы не осталось ничего.
Сказал Повелитель Гибели:
— Некогда искусный волшебник открыл Дверь в Ничто. Он заглянул в нее и исчез, потому что и одного взгляда достаточно для того, чтобы соприкоснуться с Ничем, таящимся за той дверью и, соприкоснувшись — перестать быть. Но когда волшебник смотрел, тень его оставалась за порогом, и ничего не видела, подобно всем прочим теням. Однако, когда он исчез, она обрела самостоятельность и перестала быть просто тенью. Такова история моего происхождения. Вот, на полу лежит ключ для Двери в Ничто, и я даю вам его на время. Откройте им любую дверь — она станет Дверью в Ничто. Бросьте в нее того, кого вы так ненавидите — и никогда больше он не вернется в мир сущий, потому что некому будет возвращаться: тот, кто проходит этой дверью — не умирает, но перестает быть совершенно.