Безумное танго
Шрифт:
– Ме-ня? – перебила Лора, вытаращив глаза. – А при чем тут я? Ему и в голову ничего насчет меня не взбредет. Другое дело – ты. Если кого и будет Степа доставать, то, уж конечно, тебя! Ты пришел ни с того ни с сего, ты и…
– Ах ты…
– Ой, не надо, а? – Лора махнула рукой и пошла к холодильнику. – Обойдемся без слов! Я их от тебя наслушалась выше головы, ты лучше подумай, какими тропками теперь бегать будешь: один заяц сразу от двух волков!
Она достала кастрюльку с холодными макаронами, большую ложку и принялась есть прямо из кастрюли, почти не жуя и быстро глотая.
– Смотри не подавись, – наконец сказал Юрий и вышел из кухни.
Уже открывая балконную дверь, услышал, как Лора вдруг громко поперхнулась и зашлась кашлем. Ну чего же еще ждать, когда вот так глотаешь живьем…
Она еще кашляла, когда Юрий спрыгивал с балкона.
Внизу никто не караулил, а высота была ему привычна. Не в первый раз… но уж точно – в последний.
Варвара Васильевна Громова. Июнь 1999
Уж она ждала, ждала… Кастрюля, закутанная в газету, старую шаль и спрятанная в подушки, остыла, а никто не возвращался. «Да что это я сижу, сижу… – обиделась Варвара Васильевна. – Сяду да поем, нужна мне их компания?»
Такового борща она давно не ела! Никогда не умела как следует готовить, не для кого, а себе – лень. Перебивалась всю жизнь всухомятку, но сегодня не могла оторваться: съела две тарелки со сметаной, да еще с черным хлебом с маслом. Алёна, конечно, спустила на базаре уйму деньжищ. Слава богу, при всех своих недостатках она ничуть не скупая. Сто раз сказала: «Баба Варя, все это тебе, ешь все, съедай, я еще куплю».
Варвара Васильевна положила ложку. При всех своих недостатках?.. А какие у Алёны недостатки, интересно знать?
– Ты ведь совсем не знаешь эту девочку, зачем ее оговариваешь? – сказала она сердито, но тотчас спохватилась, что говорит сама с собой. Появилась в последнее время такая старушечья привычка. От старости и от одиночества…
А ведь и правда – ничего она не знает о своей внучатой племяннице. Прожила жизнь, сторонясь родни, как врагов, но кто в этом виноват? Неуемная гордыня, правильно люди говорят! Уж и не вспомнить, из-за чего когда-то рассорились с сестрой. Потом вражда по наследству досталась Катерине с Лидой. Верующие были обе, такой и Алёну вырастили. То есть это Варвара Васильевна так думала, а для нее Бог, религия – это была такая мертвечина… А сегодня утром вдруг поняла: нет, Алёна – еще очень живой человечек, живой и молодой!
Может, кому-то это покажется диким… может, ей следовало бы возмутиться и вознегодовать, учитывая ее годы, правила приличия и все такое… Но Варвара Васильевна никогда своих лет не ощущала. Какая-то злая сила, небось та же самая, которая некогда отняла у нее Данилу, с течением времени заволакивала ее лицо и тело плотной завесой морщин. Но под этими морщинами Варя оставалась такой, как была!
Эта проклятущая личина не имела никакого отношения к ее белой нежной коже, серо-зеленым огромным глазам, золотистым ресницам и пшеничным кудрям. И боли в пояснице не имели отношения к Вариной тоненькой, пальцами можно обхватить, талии, к ее дерзкой груди и длинным ногам. Теперь про таких, как она, говорят: «Фотомодель, ноги от ушей растут!» Это у нее ноги росли от ушей! Но Данила таких слов не знал. Он не восклицал восхищенно при взгляде на нее: «Умри, Голливуд!» – он щурился, будто от яркого света, и шептал: «Про тебя все сказки сказаны, Краса Ненаглядная!»
Ну разве может она постареть, если Данила навсегда остался молодым?! Варвара Васильевна не сомневалась: смерть все исправит. Как только заколотят гвоздями крышку ее гроба, морщинистая маска исчезнет, и с Данилой там, на небесах, встретится прежняя зеленоглазка с пшеничными кудряшками вокруг белого высокого лба…
Варвара Васильевна насупилась и в сердцах налила в кружку слишком много чаю. Пришлось вытирать лужу со стола.
На небесах! Как же это они встретятся с Данилой на небесах, если Варвара Васильевна не верит, что существует жизнь после смерти? Если жизнь после смерти, значит, рай и ад. А ведь это поповские выдумки!
…Сегодня утром ей почудилось спросонок, будто они уже встретились с Данилой – на земле встретились. Бросила только один взгляд в сторону своего старого дивана, где тихо лежали двое – молодые, обнявшиеся, – а потом долго стояла в ванной, глуша за шумом воды всхлипывания и бесконечно умывая лицо, по которому так и лились слезы.
«Только бы не спугнуть их! – думала, плача от полузабытого, странного какого-то ощущения. – Только бы не спугнуть!» Потом вдруг вспомнила, что это ощущение называется счастьем.
Когда молодые встали и смущенно отводили глаза от Варвары Васильевны, она присматривалась к мальчику. Хороший какой! Глаза хорошие. Хотя он уже далеко не мальчик, лет двадцати семи – даже постарше Данилы. И Алёна старше, чем была она в те годы, когда любила. Сейчас поздно начинают, наверное. А если эти двое поженятся, кем ей будет Юрий? Внучатый зять? Смехота! Но он может ее звать бабушкой, бабой Варей, как Алёна зовет. И если ребятки не станут тянуть, ее, может, еще и прабабушкой успеют назвать!
Потом они ушли, и опять день потянулся привычно и одиноко. И только теперь поняла Варвара Васильевна, как же устала она от этого. А ребята все не шли, только Алёна забежала как сумасшедшая, бросила в прихожей набитые продуктами сумки и снова умчалась, Юрий позвонил, но не пришел, а борщ остыл, и неизвестно, вернется ли кто-то к ней или нет…
При мысли, что ребята решат не возвращаться, аж сердце заболело.
А что? Зачем она им? Алёнина-то халупа на месте, небось там решили ночевать. Наверное, уже и сейчас они там.
Обида вышибла слезы на глазах, но тут же Варвара Васильевна одумалась. А вдруг с Алёной что-то случилось дома? Она ведь была не в себе, когда забегала. Точно, что-то случилось.
Оделась, кое-как причесалась и вышла в подъезд. Позвонила в соседнюю квартиру и отдала ключ, предупредив, что придет красивый молодой человек («Мой внук, вернее, муж моей внучки!») и ключ следует отдать ему. Оставила в двери клочок бумаги: «Юрочка, ключ в 8-й квартире. Кушай борщ. Я пошла к Алёне». И торопливо отправилась со двора, даже не удостоив взглядом собравшихся на лавочке соседок.