Безумное танго
Шрифт:
Римма пожала плечами и лениво промолвила:
– Студия телевизионного мастерства Тамары Шестаковой возникла буквально через три дня после того, как господин Чужанин полетел вверх пятами с правительственных высей прямиком в родимый город Нижний Новгород.
– А при чем тут Чужанин? – искренне удивился Юрий. – Он что, тоже посещает эту студию? Ораторское мастерство и все такое?
Глядя на Римму, и осел понял бы, что сморозил глупость.
– Ну? – с досадой спросил Юрий. – В чем дело? Да не хлопайте так демонстративно ресничками, штукатурка вон осыпается!
– К вашему сведению, я вообще не крашусь, ресницы у меня свои такие, – откровенно обиделась Римма. – В отличие от вашей… Ну ладно. Вы спрашиваете, при чем здесь Чужанин? Деточка, а почему у меня создается впечатление, будто вы вообще ничего не знаете о Тамаре?
– Да кто ж ее не знает! – с бодростью, которой не испытывал, воскликнул Юрий. – Она была основателем и директором телеканала «Око Волги», знаменитая в области журналистка…
Он напрягся, но толку от этого было мало. Сказать, что Юрий смотрел телевизор очень редко, значило бы погрешить против истины – он его практически не смотрел.
– Ни фига себе компромат, – зевнула Римма. – Ваше досье на Тамарку что, одной страничкой исчерпывается?
Юрий решил пойти ва-банк и швырнул на стол один из своих тузов:
– Вчера ночью… хотя нет, сегодня, потому что это было уже после полуночи, я лично набил морду этому призраку.
– Уважаю, – медленно промолвила Римма после крохотной паузы. – Это кое-чего стоит… равняемся на принца Гамлета, да?
– В каком смысле?
– Ну это же он дрался с призраком на шпагах и пал от его руки? А до этого призрак отравил ядом свою жену за измену?
Юрий недоверчиво вгляделся в глаза представительницы «четвертой власти», но они были прозрачны настолько, насколько могут быть прозрачны антрацитово-черные глаза.
– Вообще-то призрак был его отцом, и Гамлет не дрался с ним, а…
– Призрак – отцом? – всполошилась Римма. – Еще один случай непорочного зачатия?! – И тут же хохотнула издевательски: – Да не делайте таких глаз, друг мой! Это опять же цитаты – между прочим, из одной нашей с вами общей знакомой.
У Юрия брови так и поползли на лоб. Общая знакомая у него с Риммой была только одна – Лора. Интересно, что же успела с позавчерашнего дня натворить его бывшая женушка, чтобы жаркая страсть переросла в ту откровенную ненависть, которую он уловил в голосе Риммы? Неужели изменила? Ну, это вполне в Лорином духе!
– Поскольку мы собрались сюда не столы вертеть, давайте ближе к делу, – сердито сказала Римма. – Ваша храбрость в обращении с представителями потустороннего мира заслуживает небольшого экскурса в историю нижегородского телевидения. Чтоб вы знали: еще в бытность свою худеньким эмэнэсом из НИРФИ Глеб Чужанин задружил с Томой Шестаковой. Она в тут пору тоже была худенькой и смазливой молоденькой дамочкой, только что вернувшейся с Дальнего Востока, где погиб ее муж-пограничник. Где-то в Приморье…
– На Даманском? – встрепенулся Юрий. – Конфликт с китайцами?
– Будете перебивать – ни слова больше не скажу!
Юрий демонстративно закусил губу.
– Кстати, история возвращения Шестаковой с Дальнего Востока – тоже интересная история, но это к делу не относится, – заметила Римма как бы в скобках. – Итак: Тома работала на государственном телевидении и вскоре стала постоянной спутницей нашего друга. Играть в опасные демократические игры в то время было модно, а потому передачи о Чужанине сыпались, как из рога изобилия. Как радиофизик он был абсолютный нуль, это в те времена стало понятно всем, в том числе и ему самому. Чтобы не вылететь с работы, пришлось заняться политической деятельностью. Чужанин пролез в мэры и предложил верной подруге Томе должность своего пресс-секретаря. Но Шестакова при всех своих недостатках – баба неглупая. Она, видимо, устала быть девочкой на побегушках у этого клоуна. Глебушка ведь заводной: ему среди ночи ударит моча в голову, он р-раз! – сажает Ираидку на телефон (Ираидка – это его жена, – сделала сноску Римма) обзванивать команду, собирает всех у себя в полночь-заполночь и вынуждает невыспавшихся людей обсуждать свои бредовые идеи, а потом нести их в массы. Видимо, Тамаре захотелось хоть раз выспаться, и она с благодарностью отказалась от места пресс-секретаря, но взамен попросила себе новое корыто: телевизионный канал.
– Ничего себе – корыто, – пробормотал Юрий, почти не размыкая губ, чтобы не разгневать своего словоохотливого информатора. – Это как бы… государыней-царицей!
– Как бы, – согласилась Римма. – Но потом выяснилось – корыто и было именно корытом, причем разбитым. Ну, говоря короче, был создан частный телеканал. Какие-то денежки там были Чужанина; какие-то – Тамары, которая отнюдь не перебивалась с хлеба на квас, а научилась прибирать к рукам все, что плохо лежит; какие-то – полумифических акционеров… что-то вроде этих чужанинских банков, где крутились бюджетные денежки. Да хрен с ними. Тамара честно отрабатывала жирный кус. Лоснящаяся физиономия Глеба с этой его идиотской полуулыбкой и взором, устремленным в никуда, распирала экран на канале «Око Волги», город жил новыми демократическими преобразованиями… А телеканалы между тем множились, как грибы после дождя. И началась элементарная вещь – здоровая конкуренция. Ну сами посудите, какой из Томки Шестаковой руководитель телестудии? – вдруг воскликнула Римма так пылко, что Юрий оглянулся на дверь: не прибежал бы снизу испуганный цербер, решив, что на начальницу опять напали! – Не спорю – писать она умеет, причем едко писать, хлестко, однако это скорее журналистика для газеты. А как телевизионная журналистка, тем паче как шеф… Были в кадрах люди, были, настоящие телевизионщики, со своими идеями, с отличными передачами, однако она не терпела рядом сильных личностей – и постепенно уволила всех. Одного за одно, другого – за другое. Кто пил, видите ли, кто обматерил ее публично, одна дама, известная в области особа, актриса, между прочим, и поэтесса, лично знакомая с членами царственной фамилии, некогда бравшая интервью у матери наследника-государя, не соблюдала, по мнению Тамары, трудовую дисциплину! Нонсенс! Это же творческая организация, а не бухгалтерия какая-нибудь. Кого интересует дисциплина или моральный облик того ли иного сотрудника?
Римма перевела дух, и Юрий подумал, что разговор уходит в сторону. Он только начал придумывать какой-нибудь деликатный намек, чтобы вернуться в нужное русло, как Римма спохватилась:
– Кстати о бухгалтерии. В этом Тома была тоже не сильна, и вот однажды на стол мэру легло слезное письмо с просьбой о кредите на сто пятьдесят «лимонов» неденоминированных рублей. Под сто процентов годовых. Заметьте – письмо было направлено не в банк, а в мэрию. То есть на кредит как бы намечались денежки налогоплательщиков. И они были выданы мадам Шестаковой. Долг гасился вяло, накопилась целая папка слезных писем от Томы к Глебушке, и наконец в деле возникло распоряжение мэра: считать сто сорок «лимонов» погашенными в счет взаимозачетов, за показ серии рекламных роликов о деятельности нижегородских банков. Чушь собачья! – воскликнула Римма, опережая вопрос, готовый сорваться у Юрия. – Реклама – и без того вещь платная, любой нормальный ревизор заметил бы это вопиющее нарушение, однако Чужанин так велел – и все. Вы же помните время, когда у нас в городе каждое его слово воистину ценилось на вес золота и было окончательным, как приговор, который обжалованию не подлежит. Десять миллионов остались невозвращенными да плюс под восемьдесят миллиончиков – проценты за кредит… Разумеется, тогда все это сгинуло в недрах мэрии. Господи! – страстно воззвала Римма. – Сколько тогда вертелось-крутилось там денег! Чужанин – этого у него не отнимешь – обладает способностью притягивать к себе средства. Рядом с ним воздух зеленеет от баксов! Мидас, одно слово! Если бы добраться до его тайников… Да нет, я не кошелек имею в виду, – чуть ли не оскорбилась она, заметив подавленную ухмылку слушателя. – Я имею в виду все эти его финансовые шахер-махеры…
– Но до чего-то вы все-таки добрались, – возразил Юрий. – То, о чем рассказываете, – это ведь…
– Это ведь только цветочки, – отмахнулась Римма. К тому же сорванные не мной.
– А кем? – наивно поинтересовался Юрий, и что-то такое особенное мелькнуло в Римминых глазах, отчего ответ тут же вспыхнул в его голове, как надпись на табло: – Неужели опять Ал. Фавитов?
Она кивнула:
– В той статье сказано было еще про один секретный кредит, который получила Тома у Чужанина незадолго до его отъезда в Москву. На сей раз – на пятьсот миллионов. Якобы Госсвязьнадзор запретил использовать самодельный передатчик телеканала, монтажная и студийная аппаратура выработала свой ресурс, нуждается в ремонте, обновлении, ля-ля, фа-фа… Ну как?
– Очень даже… И этот кредит тоже канул в бездны?
– Разумеется. Вообще-то о нем поговаривали… строго говоря, именно из-за него и слетела Тамара с должности директора канала: все-таки бюджетные деньги оказались на счету частной компании, среди учредителей которой нет ни одной государственной организации. Это же прямая дележка между акционерами! Новое в материале Ал. Фавитова то, что в качестве источника покрытия кредита были установлены средства фонда непредвиденных расходов по городскому бюджету. Распоряжение номер такой-то за подписью Чужанина. Вы этот кредит тоже гасили, не сомневайтесь, – сочувственно сообщила Римма. – Как и прошлый! С процентами за оба – под восемьсот миллионов старых рублей! По нонешним временам, стало быть, восемьсот тыщ выходит. Тоже хорошие денежки. И вы их заплатили, друг мой… И ваши папа с мамой. И я. И та бабушка-фронтовичка, с которой начался наш разговор. А между прочим, бывший приятель Глебушки, помните, Бусыгин, знатный кораблестроитель и его соперник на прошлых выборах, сидит – за что? Тоже якобы за невозврат кредита. И опять-таки только новорожденный не знает, что кредит этот давался с личными гарантиями Чужанина. То есть Глеб – подельник Степана Андреича Бусыгина, получившего семь лет строгача с конфискацией имущества! Но вся между ними разница, что один сидит, а другой нет. И Тома почему-то не сидит. Правда, и она не стала жертвой привычки Глебки разделываться со своими бывшими друзьями. Ведь она на что надеялась? Она надеялась, что Глеб заберет ее с собой в Москву! Хотела стать владычицей морскою, чтобы жить ей в окияне-море… А он ее кинул к разбитому корыту…