Безумные дамочки
Шрифт:
— Поиграй со мной, — сказала Симона, чувствуя, что если сейчас не поиграть с клитором, то взлетит до потолка. Она давно так не возбуждалась и думала, не связано ли это с похоронами бедного мистера Сверна. Смерть, как считается, порождает эротический эффект. Роберт ей об этом рассказывал. Она так тяжело дышала, что горло пересохло, и она попросила дать ей глоток шампанского.
— У меня перехватило дыхание.
— Сейчас принесу.
Она глотнула вино, и газ ударил в нос. Роберт принес новую бутылку, два высоких бокала и наполнил их. Симона окунула палец в бокал и смазала соски ледяным шампанским.
— Смотри, —
— Они не умеют пить.
— Предатели, вот уж не думала.
Роберт слизал шампанское с сосков.
— Я бы хотела натереть все тело, — сказала она. — И когда ты будешь меня трахать, у тебя во рту будет приятный вкус. Хочешь?
— Чудесно, — рассмеялся он. — Но не лей слишком много, а то будет неприятно.
— В такую жару освежает.
Она натерла шампанским руки, ноги, живот и обильно смочила лобок, но так, чтобы не испачкать простыню. Клитору тоже досталось. Он тут же успокоился. Может, если она не сумеет кончить, то хоть не будет мучиться. Но какое же это дорогое решение проблемы! Она представила свою будущую жизнь, когда придется покупать шампанское для эротических целей. Кто знает? Может, дело того стоит. Она сократит другие расходы.
Когда Роберт погрузил язык в нее и начал высасывать шампанское, Симона ясно поняла, что дело того действительно стоит. Наверное, можно найти подешевле консервы для Чу-Чу. Роберт редко играл с ее клитором, когда они жили вместе, и тогда ей этого не очень и хотелось, но после появления доктора Хокера она пристрастилась к этому. Но как бы ни возбудилась, оргазм не наступал. Временами она чувствовала его близость. Через месяц ей будет двадцать пять. ОНА ДОЛЖНА КОНЧИТЬ!
Роберт перестал целовать ее, нежно вытер губы о живот и приготовился к главному действию. Симона не любила прикасаться к пенисам, они ее пугали, а у Роберта был такой длинный, что боялась вдвойне, и вот он вошел в нее. Она чувствовала себя маленькой девочкой.
— Подложи под меня подушку.
Так было лучше. Клитор приподнимался, и она больше возбуждалась. Роберт двигался медленно, плавно и ритмично, но не этого хотела Симона. Она жаждала, чтобы мужчина вторгался в нее изо всей силы, жаждала яростной схватки двух тел, хотела, чтобы ее зад тискали, шептали в ухо непристойности, кусали и мяли тело. Может, она кончит? Так никогда не было. Роберт Фингерхуд мог заниматься с ней любовью двадцать четыре часа в сутки, но Симона не кончала. Он слишком нежный, и хотя любила его за это, ей нужно было другое. Ей нужен более дикий и неистовый мужчина.
— Давай, — сказал Роберт, все его тело задрожало в предвкушении оргазма, ритм ускорился, и когда семя вливалось в Симону, она думала о Стиве Омахе и его великолепных усах.
Они лежали в постели и допивали шампанское. Симона уже хотела было спросить Роберта, как у него дела с Анитой, и в эту секунду почувствовала странный запах и резко села.
— Роберт, чем-то пахнет.
У него лицо тоже стало испуганным.
— Дым!
Симоне захотелось залезть под одеяло, спрятаться и ждать спасения, но она давно решила бороться со своей трусостью, поэтому выскочила за Робертом из постели, трепеща от страха. В столовой одна черная свеча упала, и теперь горели бумаги на столе, горела диссертация Роберта.
Один из листков начал сворачиваться от огня, Симона видела, как последняя строчка на странице превратилась в пепел. Она гласила: «Плохая эрекция и неверная эякуация всегда исключают оргазм».
Когда Роберт вернулся с огромной кастрюлей, в которой обычно варил омаров, он заревел:
— Убери бумаги, идиотка!
Она схватила листы, а он залил водой пламя. Раздалось шипение, а потом воцарилась мертвая тишина. Симона смотрела на бумагу в своих руках. Взгляд уловил еще одну строчку: «В случае с фетишизмом, связанным с ногами и обувью, терапевт анализирует свободные ассоциации пациента, пытаясь уловить вытесненные и болезненные образы в подсознании».
Эта фраза напомнила ей о дорогом докторе Хокере и о том, что лучше было бы ей после похорон пойти на работу, а не навещать Фингерхуда. Чего она этим добилась? Тело было липким от шампанского, Роберт наорал на нее. Секс не волновал. Может, ей бросить все и уйти в монастырь? Если бы она не была так озабочена оргазмом, у нее было бы время для какого-нибудь полезного занятия. Например, брать уроки балета или рисования. Она представила себя великой балериной, и самым приятным в этих мечтах было то, что у танцоров нет времени для секса, он им не нужен, они слишком заняты непрерывными репетициями.
— Да, в трудную минуту ты помогаешь по-настоящему, — услышала она голос Роберта.
— Когда я буду танцевать в балете, ты пожалеешь о своих словах. — Она вручила ему остатки манускрипта и тут же осознала, как он огорчен. — Что будешь делать с диссертацией?
Он смотрел на рассыпанный пепел на обгоревшем столе.
— Попробую восстановить. У меня остались черновики.
— Тебе худо, я понимаю, извини, что я растерялась. Никогда раньше не видела пожар вблизи.
— Надо было мне погасить свечи до того, как мы пошли в спальню.
Симона понимала, что он хочет сказать: И ради чего? Она чувствовала себе не лучше: отвращение, усталость. Это один из худших дней в ее жизни. Ей сегодня вообще не следовало вылезать из постели. Все звезды сейчас против нее, но она не стала говорить об этом Роберту, потому что он презирал астрологические объяснения. (Дома надо будет посмотреть таблицы и проверить положение Луны — это может объяснить все сегодняшние события.)
— Я оденусь, — сказала Симона.
Перед самым уходом она спросила, как у него развиваются дела с Анитой.
— Анита до сих пор без ума от капитана Бейли, — ответил Роберт.
— Ой, я забыла сказать, что столкнулась в подъезде с Джеком-Улыбкой.
— А так все у нас хорошо.
— Рада слышать. — И это была чистая правда, потому что приятно узнать, что Роберту не лучше, чем ей. — Я хочу спросить, а почему ты разошелся с Беверли?
— Во-первых, она много пьет, а во-вторых, я не выношу ее детей.
— Другими словами, это ты ее бросил.
— Об этом я и говорю.
— Интересно, — пробормотала Симона.