Безумные дни
Шрифт:
В туманном окружении дороги силуэт Хранителя выглядел как-то резко, чересчур реально, что ли. Как будто он полностью здесь, а мы — не совсем.
— Спасибо за корректора, они воплощаются всё реже. У вашего среза ещё есть шанс залечить нанесённую им рану.
— Кто я такая? — резко спросила Ирина. Она отбросила руку Сени со своего плеча и встала в машине в полный рост.
— Ты — корректор, потенциальный Хранитель. Твой мир породил тебя тяжестью своей судьбы. Твоё воплощение почти разрушило его.
— Что со мной будет?
— Ты пойдёшь со мной.
— Я с ней! — неожиданно вскочил Сеня. — Я её никому не отдам!
— Это возможно, — после паузы сказал Чёрный.
— Сень,
— Македонец, — горячо заговорил Сеня, — тебе же больше не нужен напарник! Ты нашёл свою женщину, ты будешь в Коммуне, при службе, семью заведёшь. А я уродец, мне всё равно среди людей места нет. И я её люблю!
— Я с ней! — сказал он Хранителю решительно и взял Иру за руку.
— А я с ним! — сказала эта бестолочь малолетняя.
Эх, Сеня, Сеня…
— Не скучай, Македонец, я найду тебя!
Они спрыгнули из машины и пошли.
— А моя жена? — мрачно спросил Сергей. — Что с ней будет?
Хранитель пошевелился под своим балахоном. Рыжая внезапно обмякла и начала валиться на бок. Муж подхватил её и удержал.
— Я переместил потерянную сущность, дав ей новую судьбу, — сказал Хранитель. — Твоя женщина проснётся и не будет ничего помнить. Держитесь подальше от наших путей, они не приносят людям добра.
Хранитель сделал шаг назад и исчез. Вместе с ним исчезли Сеня с Ириной и Сергей с Леной.
— Алё, а кто-нибудь умеет управлять этой штукой? — опомнился я.
— Я не то чтобы умею, — сказал Марина задумчиво, — но до Коммуны доберёмся. У нас с тобой большие планы!
— Это какие же?
— Сначала у нас будет много секса, стрельбы, секса, интриг, стрельбы, засад, стрельбы, секса и прочего веселья. Да, я упоминала про секс и стрельбу? Они тоже будут. А потом стрельба закончится, останется только секс. И ты сразу сделаешь мне маленького Македончика. Как тебе такой план?
— Так чего ж мы ждём, чёрт побери? Куда нажимать, чтобы эта телега поехала?
Артём
Ночная заварушка поневоле прошла мимо. Повреждённая нога разболелась так, что пришлось принять снотворное, иначе не мог заснуть — и в результате благополучно всё проспал. Так что первые интерпретации новостей услышал в столовой — мол, ночью кто-то напал, но наши героические милиционеры… Кто напал? Как напал? Зачем напал? — Тут у каждого мнение было своё. Но все сходились на том, что мы им ещё не так наваляем! За столиками говорили, что надо записываться в ополчение. Сам факт того, что впервые за историю Коммуны кто-то сумел не просто найти сюда дорогу, но и перетащить достаточные для нападения силы, почему-то никого не волновал. А Артём думал, что вот он, например, не знает, как провести через репер больше шести человек. И уж точно не знает, как протащить машину. И то, что это знают те, другие, его пугает — потому что неизвестно, что ещё они знают такого, чего не знаем мы.
Ольга была на каких-то совещаниях, куда Артёма не звали. Уроки в школе были перенесены, монтировать сеть было не с кем — все записывались в ополчение. Артём чуть ли ни впервые оказался не у дел, поэтому и не знал, чем себя занять. Встреченный на улице Борух был в форме и бронежилете, при оружии и серый от усталости. Он тоже куда-то спешил, что-то организовывал и что-то готовил к обороне, но, сжалившись над раненым товарищем, уделил пять минут короткому рассказу. К счастью, он был непосредственным участником и умел выделять главное, так что ситуация получила полнейшую определенность.
Коммуна запоздало, но энергично перешла к обороне, хотя военные в один голос говорили, что атака не повторится. Такая атака, как была этой ночью и к отражению которой все теперь готовились. А какой будет атака следующая — никто не знает и даже предположить не может. Потому что возможности противника принципиально неизвестны. По этому поводу на совете сейчас драли глотку Первые, включая Ольгу, которая ухитрилась чем-то так с утра зацепить Палыча, что он впервые поставил вопрос об её исключении из Совета. Это был бы прецедент — до сих пор любой из Первых считался членом Совета автоматически, даже если ни разу не участвовал в обсуждениях. Однако это даже рассматривать не стали, и теперь Ольга с Палычем орут друг на друга на равных, уже, говорят, голоса посрывали. В чём разногласия — Борух не знал и знать не хотел, потому что когда будет надо, до него доведут «в части касающейся», а пока это говорильня и потеря времени. Совет он вообще называл не иначе как «наш ебанариум». Рассказав всё это, он торопливо распрощался и убежал проверять какие-то МВЗ 31 , что бы это ни было.
31
Минно-взрывные заграждения.
Оставшийся в одиночестве Артём сел на лавочку, со вздохом облегчения вытянул больную ногу и задумался. Кажется, жизнь его, которая только начала было обретать черты определённости, в очередной раз собиралась осыпаться к чертям. Коммуна, казавшаяся оплотом стабильности, где всё распланировано, продумано и более-менее разумно устроено, оказалась под атакой и в осаде. И что теперь будет дальше — совершенно непонятно. Его женщина, которую он уже привык считать почти женой и на дальнейшую совместную жизнь с которой он строил планы, показала себя не то чтобы с неожиданной стороны, но… Скажем так, с той стороны, которую он в ней подозревал, но предпочёл бы не видеть. Теперь он сам не был уверен, как к ней относиться дальше. А главное — кажется, в этом не была уверена она. С момента возвращения в Коммуну они ни разу не разговаривали. Да, конечно, она была очень занята, ситуация более чем кризисная. Но он уже достаточно её изучил, чтобы понимать — она его избегает. Осталось понять, что с этим делать, и надо ли вообще делать что-то. Может быть, дать ей время разобраться?
Иногда Артём проклинал свою склонность к рефлексии — чем больше обдумываешь эти мотивации и отношения, тем сложнее найти какое-то решение. Становится проще сложить руки и ждать, пока решение не примет кто-то другой. Тем более что принимать решения у Ольги получается лучше.
— А, вот ты где… — Ольга выглядела встрёпанной и усталой, но как всегда уверенной в себе и, как бы это сказать… боеготовной, пожалуй. Артём со всей определённостью понял, что какое бы ни было еёрешение, она его приняла.
— Да, сижу вот…
— Сиди-сиди, лечи ногу. Врачи прописали ей — а значит, и тебе — покой… Всегда можно выбрать покой.
— Это что-то означает? — осторожно спросил Артём.
— Если ты этого захочешь, — твёрдо сказала Ольга. — Мне нужен свой м-опер, и это можешь быть ты. Мультиверсум будет открыт для нас, и я буду с тобой.
Она помолчала, а потом нехотя добавила:
— И ещё. Хочу, чтобы ты знал — у меня никогда не будет детей. Последствия… не важно, чего.
— У нас не будет ребёнка? — Артём сам удивился, насколько расстроил его этот факт. Наверное, он слишком много надежд возлагал не столько на самого ребёнка, сколько на то, что материнство как-то изменит Ольгу.