Безумные грани таланта: Энциклопедия патографий
Шрифт:
[Февраль 1880 г., после покушения на Лорис-Меликова90] «Охрипший, с глазами, налитыми кровью и постоянно затопляемыми слезами, он рассказывал ужасную историю (своего визита к диктатору), но не договаривал, прерывал, плакал и бегал в кухню под кран пить воду и мочить голову… Накануне весь день он был в таком же состоянии и перед тем, как отправиться к Лорис-Меликову, тоже пил вино (которого совсем не пил ранее.) После этого он несколько дней страшно страдал, плакал и, наконец, совершенно расстроенный, уехал из Петербурга, очутился в Тульской губернии, бродил пешком и верхом на лошади, попал к Толстому в Ясную Поляну. Закончилось это тем, что родные разыскали его и он попал в харьковскую больницу для душевнобольных (т. н. Сабурова дача)… Это был один из самых тяжелых припадков психоза, потрясший его так сильно, что Гаршину потребовалось целых два года спокойного пребывания вдали от жизненных впечатлений на бугском лимане, чтобы прийти в относительное равновесие». (Короленко, 1990, с. 668–669.)
«Тяжкий недуг, которым по временам страдал Гаршин, после его женитьбы заметно смягчился, характер заболевания уже не имел той острой формы, как прежде, но за последние годы почти каждую весну, месяца на два, хандра и апатия ко всему овладевали им; осенью же и зимою он опять был совершенно нормален, полнел, молодел и чувствовал себя отлично». (Малышев, 1977, с. 45.)
«На его лице лежала такая печать обреченности, что именно с него Репин стал рисовать лицо царевича Ивана, смертельно раненного Иваном Грозным. И вместе с тем в периоды подъема он мог творить чудеса, создавать замечательнейшие произведения». (Эфро-имсон, 1998, с. 165.)
«Маниакально-депрессивный психоз». (Сегалин, 1926а, с. 49.)
«Последнее заболевание Веев. Мих. началось с первых чисел июня месяца 1897 г… Началось обострение Веев. Мих. плохим сном, пониженным, удрученным настроением, апатией. Веев. Мих. ничего не был в состоянии делать, не мог ходить на службу, мог только читать какие-нибудь пустяки. Еще в Эти периоды он не выносил табак и сразу бросал курить… Так продолжалось до 1888 г… 18 марта, в пятницу, мы решили с ним поехать к психиатру, его любимому Александру Як. Фрею, стем, чтобы просить его принять Веев. Мих. в его лечебницу. Но все наши слезные просьбы принять Веев. Мих. в его лечебницу оказались безрезультатны. Даже на заявление Веев. Мих., что он боится возвращения безумия, что у него появляются какие-то дикие, бредовые мысли, Фрей отвечал только тем, что успокаивал, уговаривал и уверял его, что ему нужно как можно скорее поехать развлечься, что дорогой он успокоится и что в лечебнице для него нет никакой необходимости». (Королева. 1976, с. 59–60, 62.)
«Доктор еще надеялся на улучшение и уговаривал его немедленно уехать. У него стали, как кажется, проскальзывать безумные идеи — так как в последние дни у него вырывались замечания и слова, непонятные для слушателей, он чувствовал, вероятно, приближение безумия, не выдержал страшного ожидания и, накануне назначенного отъезда, когда все уже было готово и вещи уложены, после мучительной бессонной ночи, в припадке безумной тоски, он вышел из своей квартиры, спустился несколько вниз и бросился с лестницы. Он не убился до смерти; его подняли разбитого, с переломленной ногой и перенесли в квартиру». (Фаусек, 1977. с. 85–86.)
«Целых два часа он был в полном сознании и рассказывал…следующее: “Вдруг я просыпаюсь и чувствую, что невидимая, всемогущая сила велит мне встать и идти на лестницу. Я шел, как во сне, и спустился этажом ниже. Тут меня непреодолимо потянуло через перила. Я перелез их, повис, держась руками за железные прутья, и хотел уже сброситься. Как мне стало совершенно ясно, что я делаю не то, что следует. Но силы меня оставили. И я грохнулся вниз… О, как мне стыдно! Все теперь скажут, что я покушался на самоубийство!..”. И он несколько раз прижимал руку к сердцу. После этого он лишился сознания». (Фидлер, 1977, с. 144.)
Особенности творчества
«Творчество Гаршина имеет крайне субъективный характер. Внутренний облик Гаршпна-человека так тесно связан и так гармонирует в нем с личностью писателя, что писать о его творчестве, не коснувшись его личности, его характера и взглядов, менее возможно, чем о каком-либо другом писателе». (Давыдова, 1914, с. 254.)
«Психический недуг Гаршина был страшным проклятьем всей его жизни; он также был несчастьем русской литературы, ибо отнял у нее в полном расцвете сил одну из ее надежд. Но этому же недугу мы обязаны в своем роде единственным художественным произведением… — “Красным цветком”». (Баженов, 1903, с. 120.)
«В ту пору он никогда никому не рассказывал своих замыслов, и уже совершенно готовые образы быстрым, до крайности неразборчивым почерком передавал на бумагу. Исписанные листы поступали к нашей — покойной матери, Екатерине Степановне. Эта женщина, со значительным литературным дарованием, типичная шестидесятница первого призыва, любовйо переписывала строки обожаемого сына, писательским чутьем угадывая каждый крючок причудливого письма Всеволода, и таким образом получался манускрипт, в котором уже не требовалось никаких помарок, никаких исправлений… К тому же органическое расположение к душевному’недугу, в резкой форме обнаружившееся впервые уже на семнадцатом году жизни (в 1872 г.), постоянно давало себя знать. Нацдет беспредметная тоска, расшатаются нервы. И вдруг целая повесть, так пластично сложившаяся в поэтическом воображении, улетает из головы, не оставляя никакого следа. А сознание продолжает работать, раскрывая весь ужас несбывшегося замысла». (Гаршин, 1977, с. 33, 35.)
[Из письма от 1881 г.] «Мое умение писать унесла болезнь безвозвратно. Я уже никогда ничего не напишу. А кроме этого — на что я способен!., но что я писал в самом деле одними своими несчастными нервами и что каждая буква стоила мне капли крови, то это, право, не будет преувеличением». (По-рудоминский, 1986, с. 282.)
Если гипомания встречается у многих великих людей и сопутствует или является причиной интенсификации их творческой деятельности, то маниакально-депрессивный психоз — заболевание само по себе более тяжелое и не очень часто встречающееся. Это психическое расстройство протекает в виде аффективных фаз (депрессивных и ма-ниакалъных), разделенных светлыми промежутками психического здоровья. У В.М. Гаршина описаны как маниакальные фазы (1872—73 гг.), так и депрессивные; последняя депрессия закончилась весьма типично — суицидальной попыткой. Достаточно ясно показано в воспоминаниях и двойственное (в чем-то позитивное, в чем-то негативное) влияние психического расстройства на литературное творчество.
ГАШЕК (Hasek) ЯРОСЛАВ (1883–1923), чешский писатель-сатирик. Участник Первой мировой войны; в 1918 г. вступил в РКП(б) и в Красную Армию.
«Для будущих подвигов силу и волю Мы черпали больше всего в алкоголе».
Я. Гашек
«Для обстановки детства Гашека весьма характерны частые переезды с места на место… Еще ребенком ему довелось познать ощущение неуверенности в завтрашнем дне, а постоянные переезды стали в чем-то предзнаменованием его бродяжьего будущего… Необузданность Гашека в самом деле иногда походит на свойственное подросткам стремление чем-нибудь отличиться, шокировать окружающих, поразить их неожиданными идеями, необыкновенными выходками». (Пытлик, 1977, с. 24–26.)
[1903 г.] «В обществе бродяг он приобрел склонность к сливовице и другим крепким напиткам. Привык много курить и — что особенно поражало — начал жевать табак. Его грубые манеры шокировали даже богемную среду… Его богемной репутации способствовали и неустанные стычки с полицией». (Там же, с. 44–45, 47.)
«В юности Гашек путешествовал каждый год… Все эти странствия совершались по большей части пешком. Иногда он путешествовал в обществе друзей-сверстников, чаще в компании случайных попутчиков, сезонных рабочих, нищих, бродяг… Были случаи, когда его задерживали за бродяжничество и отправляли домой… Собственная жизнь Гашека складывалась нелегко. Его преследовали неустроенность и вечные поиски постоянной работы, которые осложнялись его нежеланием приспосабливаться к мещанскому образу жизни… После этого он жил один, сотрудничал в разных журналах и газетах и не имел постоянного угла. Иногда он ютился даже в редакциях, в которых служил, или поселялся у кого-нибудь из друзей». (Никольский С.В., 1985, с. 5, 9.)