Безумные затеи Ферапонта Ивановича

Югов Алексей

— А много раз она у тебя была? — спросил Яхонтов.

— Да нонче в третий, — смущенно сознался Силантий.

— Ишь ты. Ну, что она — красивая хотя бы?

— Да как, ведь, господин капитан, — на чью потребность глядя... Так-то она ничего. Только черновата малость. Дак нам, ведь, господин капитан, деревеньшине, известно чо надо: побеле штобы да поядрень-ше...

Яхонтов рассмеялся.

— Да-а. А оказывается, ты у меня человек со вкусом: я, ведь, как-будто, припоминаю ее... в кафе «Зон»... Да, помню. Впрочем,

вот как выйду на— днях из своей темницы, так нарочно схожу посмотреть... Ну, что ж! Помогай тебе бог! Только смотри!..

— Что вы, господин капитан! Промеж нас ничего такого не было. Она себя строго содерживат. Так — придет, покалякаем, поможет где немножко.

— Как поможет? Чего тебе помогать? — удивился капитан.

— А так по малости, господин капитан. Однова сижу я да пуговки к френчу пришиваю, она и говорит: — давай, говорит, я пришью. И верно: оглянуться не успел — в кою пору!

— Так-так... Так ты что же, жениться на ней задумал?

— Што вы, господин капитан! — возмутился Силантий. — Разве от живой жены женятся?!. Мы ведь не у антихристов, поди! Это у их там хоть сто раз женись, а у нас ведь закон есть!.. Нет уж, так просто: согласно солдатского положенья...

— Ах ты, Фоблаз бородатый! — засмеялся Яхонтов. — Ну, ладно, иди. А девица твоя пускай ходит — ничего против не имею...

— На том благодарим, господин капитан... — щелкнув голенищами, денщик повернулся и вышел.

С этого разговора он вовсе перестал тосковать. Аннета прибегала чуть не каждый день. Силантий к ее приходу всегда тщательно готовился, — волосы напомаживал, а бороду расчесывал, так что в ней не оставалось ни одной крошки махорки.

Зная, когда она придет, он старался подстраивать так, чтобы она заставала его за каким-нибудь наиболее благородным занятием.

Однажды, когда Аннета пришла, он только что приготовился к разборке и чистке нагана. Утром капитан сказал ему, что сегодня он выйдет из своего заключения и пойдет в город. Поэтому на спинках двух стульев, стоявших рядом с Силантием, развешаны были тщательно выглаженные и вычищенные брюки и френч капитана. На скамейке стояли сапоги, от которых так же, как от висевшей на гвоздике широкой английской портупеи с кобурою револьвера, шло сияние.

На столе, поверх клеенки, разостлано было полотенце и лежала маленькая белая тряпка. На салфетке — наган и отвертка. Под рукой у Силантия стояло блюдечко с бензином и пули в холщовом мешочке.

Казалось, все было готово, но Силантий не начинал работы, он прислушивался. Наконец, он услышал скрип снега: кто-то взбежал на крылечко и нетерпеливо топтался. Это была она. Он условился с Аннетой, что она никогда не будет звонить, чтобы не беспокоить капитана. Силантий быстро взял в левую руку наган, а правой выдвинул шомпол из оси барабана. Затем он, не торопясь пошел открывать дверь.

— Ах ты, борода несчастная! — весело и сердито вскричала девушка, входя в кухню. — Ты что ж это не открывал?! А ну, помоги раздеться. Тоже кавалер называется!

Она была укутана в оренбургский платок поверх зеленой шубы. Силантий неуклюже заходил вокруг Аннеты, не зная, откуда начать развязывать платок.

— А ну, пустите — я сама. — Она быстро разделась и подошла к столу.

— Это что ты делаешь? — спросила она, указывая на револьвер.

— Что? — револьвер разбираю, почистить хочу.

— Разве его чистят, разбирают? А я думала, что он весь цельный! — удивилась Аннета.

— Цельный!.. Ох ты, девичий умок! Да хошь я тебе на пятьдесят частей его раскладу!

— И стрелять будет?

— И стрелять будет, — расхохотался Силантий, — ежели собрать, как полагается.

С этими словами он сел за стол и принялся за разборку, объясняя Анне те каждое свое действие.

— Ну, вот, видишь: шонпол вынул, теперь трубку шонпольную повернул, а теперь ось выну. Теперь чо нам мешат? — дверца, — давай ее — к спусковой скобе. А теперь нате вам — и барабан на ладошке!

Девушка, не отрываясь, смотрела, как он работал. Изредка Силантий брался за отвертку. Дело шло быстро. Когда он забывал назвать какую-нибудь вновь открывшуюся часть, девушка спрашивала:

— А это?

— А это — шпилька, вроде как у вас. А это — собачка... А это — ползун: вишь — ползает, а это уж — сосок спускового кручка называется, а это... шептало! — сказал он, понижая голос и вытаращив глаза, — вишь шепчет!.. Шептало! — повторил он со вкусом это слово, от которого, очевидно, от него веяло чем-то живым, человеческим в этой машине.

Перетерев все части нагана тряпкой, он приступил к сборке. Аннета несколько раз пробовала помочь, он охотно давал ей наган и потом хохотал во все горло.

— Эх, вы... волос долог! не при вас, видно, сделано!..

— Дай хоть барабан вложу, — рассердилась Аннета.

— На! — сказал он покорно.

Аннета долго пыхтела над барабаном и, наконец, бросила револьвер на стол.

Силантий беззвучно смеялся.

— Эх, ты! — сказал он, вытирая выступившие от смеха слезы, — да я ведь дверцу-то закрыл. Ну-ка, давай сюда, — он взял у девушки револьвер и, быстро закончив сборку, несколько раз нажал на хвост «спускового крючка», пробуя револьвер.

— Хорош! Ну, теперь — воробушки по гнездам, — сказал он, беря со стола пулю.

— Дай хоть я пульки вложу! — взмолилась Аннета.

— Вклади! — сказал Силантий, довольный, что она утешится хоть этим, и отошел к умывальнику.

— Ну, что? — сказал он, подходя с полотенцем к столу.

— Готово! — весело тряхнув головой, ответила Аннета.

— Ну, вот... капитану скажу, и тебе благодарность будет. Ну, пойти сказать ему: четыре часа уж скоро. Он там в потемках-то ни дня, ни ночи не знат.