Безумный курортный роман или чокнутый Ромка с курорта
Шрифт:
Он поднял голову и посмотрел в глаза:
– Ты одна?
Женька кивнула.
– Войти можно?
Она опять кивнула и сделала шаг в сторону, пропуская гостя в прихожую. Он закрыл дверь, сунул шапку в карман, стянул с плеча рюкзак и поставил на пол. И опять посмотрел на Женьку:
– Повторишь?
Она растерянно попятилась назад и уселась на стоящую в углу низенькую банкетку:
– Что повторить?!
– То самое, что обещала повторить, глядя мне в глаза!
– усмехнулся он и опустился рядом с ней на корточки: - Что, кресало мое – воскрешать будешь? Или так и оставишь
Женька еще больше растерялась:
– Что ты имеешь в виду?!
– Разговор наш помнишь? Возле костра у реки? Перед тем как от вертолета убегали? – Ромка говорил отрывисто, будто силой проталкивая слова через зубы.
– Воскресение – от слова «кресало» - возжигание потухшего огня жизни. Дар умершему чудесной искорки, превращающей его снова в живого. Посмотрел твой клип и поверил, что такое превращение возможно. Или мертвым не место среди живых?
– Ромка, ты что пья… выпил?! – испугалась Женька. Нетерпимо захотелось коснуться его, она даже протянула руку, но замерла на полпути, охваченная странным, почти мистическим трепетом: - Что ты хочешь от меня?!
– Повтори. Или я уйду.
– Люблю!! – выдохнула Женька и быстро провела ладонью по его голове, закопалась пальцами в волосы. Ромка был теплый. Живой! Глупо, конечно, но с души, словно камень свалился. Все-таки тридцать первое декабря – особая дата, можно верить, можно не верить, но подсознание играет в собственные игры: - Совсем чокнулся так меня пугать?!
Волосы на ощупь были непривычными – короткими, колючими, натуральный ежик. Но все равно родными. Ромкиными.
– Не бойся, я не пил, - Ромка осторожно улыбнулся, придвинулся ближе и уткнулся лицом в ее локтевой сгиб. – Устал просто. Ночь не спал, почти три тысячи километров пролетел. Смена часовых поясов… Главное, что все-таки не зря.
Он был совсем рядом, и Женька вдохнула запах кожи. Привычного аромата дезодоранта с горячей морской солью не было. Ромка пах морозом. А также пылью, машинным маслом, к чему примешивались еще какие-то незнакомые нотки и оттенки. И собой.
Последний запах был тот самый. Восхитительный. Необходимый. Женька даже на миг глаза прикрыла от наслаждения.
– Люблю, - твердо повторила она. – Но у меня к тебе есть вопросы. Некоторые из них не особо приятные.
– Аналогично! – вздохнул Ромка и потерся колючей щекой о ее предплечье. – У меня к тебе тоже. И не просто неприятные, вообще не знаю, как об этом говорить. Хотя придется. Женек, давай тогда с твоих начнем?
Женька отодвинулась от него и набрала в грудь воздуха. Конечно, теперь в глупости окончательно не верилось, но хотелось ясности. До конца. Тридцать первое декабря – прекрасная дата, чтобы оставить в прошлом обиды и недопонимания!
– Как твои медсестра с поварихой поживают? – выпалила она. – Где они сейчас?
– Тьфу ты… - Ромка взял ее левую руку и прижался губами к ладони. – Нормально у них все, с внуками Новый год встречают. Сибирячки обе, на выходные по домам разъезжаются. Мировые тетки, кстати! Утром как узнали, что в Москву лечу, за полчаса целый мешок таежных гостинцев напихали. Еле дотащил.
Он бросил быстрый взгляд на стоящий в коридоре рюкзак. А потом приподнял рукав Женькиного халатика
– Где это ты так?
– Ножом порезалась, - отмахнулась Женька. – Кухонным.
Нет, она не собиралась замалчивать историю с Антоном, просто существовали более важные вещи, которые требовалось обсудить в первую очередь:
– А летчица где? Точнее, вертолетчица?
– Как чувствовал, что тебе нож в руки давать нельзя! – Ромка прошелся поцелуями по запястью. – Неужели настолько неумеха? Даже хлеб порезать не можешь?
«Могу! – вздохнула про себя Женька. – И Антона, не будь выхода, тоже прирезала бы. Недрогнувшей рукой. А про прабабушку он соврал. Если я могу, то и она смогла. Гены – вещь упрямая».
Ромка поймал ее взгляд и улыбнулся одними уголками губ:
– Летчица улетела. В отпуск. С мужем в теплые страны.
– Ромка!! – простонала Женька и, придвинувшись, обняла за шею. – Получается, ты назло мне соврал, что изменяешь с ними?!
– Не назло… - вздохнул он, зарываясь лицом в ее плечо. Ромкин запах был еще ближе, накрывал с головой, пробуждая вполне понятные желания: – Подумал, раз… раз я тебе не нужен, то не стоит напрягать. Не надо, чтобы ты за меня волновалась…зачем? И, кстати, я не говорил, что изменяю. Сказал, что можешь не беспокоиться – у меня много поклонниц.
«Все-таки балбес ты, Ромка! – подумала про себя Женька и снова запустила пальцы в его волосы. – Хоть и обижаешься на это слово! Звонок не услышала и теперь все – мировая трагедия?»
– Правда, была мысль, - Ромка еще сильнее закопался лицом под воротник халата. – После того, как мы… после нашего последнего разговора, думал взять отгул, поехать в город и оторваться по полной. Но понял, что не смогу.
Его горячее дыхание обожгло шею:
– Дряни всякой не хочу, блевать от нее охота. Еще в Сочи это прочувствовал. А хороших девушек обманывать совесть не позволит. Им же серьезное надо - чувства, отношения. А я в этом деле бесполезен.
– Почему?!
– Потому что тебя люблю. Все равно люблю, не смотря ни на что.
– Ромка-Ромка… Чудо ты в перьях! – вырвалось у нее умиленно-растерянное.
Наверное, надо было высказаться вслух по поводу Ромкиного бестолкового поведения, но Женьку внезапно накрыла волна нежности – легкой-легкой, хрупкой и пушистой, как летящая с небес снежинка.
«Куда на него такого ругаться? – она крепче прижалась к Ромке, но теплая куртка мешала, не давая ощутить его близость: - И так сам себя наказал! А воспитывать можно и лаской».
– Почему в перьях? – по голосу Ромки было понятно, что он улыбается. – Хотя раньше у меня пуховик был – после стирки лезть стал. Походишь в нем – вся одежда перьями утыкана. А эта куртка из современных материалов, как у космонавтов. И никаких перьев.
– Снимай свой космический скафандр! – Женька со смехом потянула молнию на куртке вниз. – Жарко. И чего мы в коридоре сидим? Пойдем в комнату, там удобнее разговаривать.
Ромка послушно поднялся, снял ботинки и аккуратно пристроил на полочку для обуви. Куртку повесил на вешалку. Под курткой обнаружились утепленные джинсы и кремовая кашемировая водолазка.