Безумный магазинчик
Шрифт:
На середине реки вода доходила ей уже до колен. Теперь пенистые бурунчики не напоминали игривых пушистых щенков. Они грубо пихали ее под колени, как сердитые молодые барашки.
Острый склизкий камень перевернулся у нее под ногой, и, издав короткий испуганный вскрик, девушка упала в воду. С довольным насмешливым рокотом река накрыла ее с головой и, бросая из стороны в сторону, стремительно поволокла по камням.
Марина пыталась встать или за что-либо уцепиться, но река, зловеще хохоча, хлестала ее по бокам, животу и спине, в корне пресекая любую попытку.
«Нет, только не это, – молилась Марина. –
Течение грубо толкнуло ее в бок, и острый обломок базальта врезался Марине в висок. В глазах у нее вспыхнул ослепительный свет, сменившийся непроглядной чернотой.
– Ты… – слабым голосом прошептала Марина и улыбнулась. – Я знала…
– Что, интересно, ты знала? – с легким раздражением поинтересовался высокий загорелый парень с прилипшими ко лбу намокшими прядями жестких черных волос.
– Ничего, – улыбнулась девушка. – Это я так.
– Зачем ты полезла в реку? Разве ты не знаешь, что это опасно?
– Знаю.
Марина снова улыбнулась, понимая, что выглядит, наверное, как последняя идиотка.
– Как ты? Вроде ничего не сломано, только ссадины и ушибы.
Червячук подвигала руками и ногами, потом приподнялась. Тело саднило и ныло, в виске застыла тупая боль, но это не имело значения в сравнении с переполнявшим ее счастьем. Она тонула, а он ее спас. Господи, так бывает только в книгах. Теперь она не сомневалась, что их свела судьба. Они были предназначены друг для друга, и вот они встретились. Когда-нибудь они будут рассказывать об этом своим внукам, а может даже и правнукам.
– Ты в порядке? Сможешь идти?
– Я потеряла туфли. Наверное, водой унесло.
– У меня есть запасные кеды. Конечно, они будут тебе великоваты, но до лагеря доберешься.
«Я не хочу в лагерь. Я хочу к тебе», – хотела крикнуть Марина, но промолчала.
– Откуда ты?
– Из Шхельды.
– Так далеко? И ты пришла сюда одна?
– Одна.
– Тебя не предупреждали, что это опасно? В горы нельзя ходить одной, неужели тебе этого не говорили?
– Но ведь ты тоже один.
– Это другое дело.
– Почему? Потому что я женщина, а ты – мужчина? – В Марине неожиданно взыграло феминистское начало.
Спаситель посмотрел на нее, как на идиотку, и предпочел не вступать в дискуссию.
– Подожди меня здесь. Я сбегаю за запасными кедами, а потом провожу тебя до дороги на Шхельду. Выше по течению есть мост.
– Куда ты сбегаешь?
– У меня здесь неподалеку палатка.
– Ты живешь один?
– Тебе не кажется, что ты задаешь слишком много вопросов?
Марина смотрела, как он легко и красиво бежал вверх по склону и думала о том, что до сих пор не знает, как зовут ее будущего мужа.
– Я обязательно верну тебе кеды, – пообещала Марина.
– Не стоит ради этого тащиться в такую даль. Можешь их выбросить. Все равно они уже старые.
Окутанные начинающимися сумерками, они стояли на широкой грунтовой дороге, ведущей к Шхельде.
– Ты спас мне жизнь. Я просто обязана тебя отблагодарить.
– Ты мне ничем не обязана. Мы не в Японии.
– При чем тут Япония? – удивилась Марина.
– Там существует свой кодекс благодарности. Если японец, проходя по улице, увидит, что прохожий уронил кошелек, он не скажет ему об этом, иначе этот прохожий станет его должником, и над ним будет довлеть долг благодарности, а это значительно хуже, чем потеря кошелька. Если же один японец спасет другому жизнь, то по кодексу чести жизнь спасенного будет принадлежать спасителю, так что не всегда понятно, что лучше – умереть, или до конца дней чувствовать себя рабом своего долга.
«Я согласна навеки быть твоей рабой», – подумала Марина.
– Все равно, я верну тебе кеды.
– Как хочешь, – пожал плечами мужчина, имени которого она до сих пор не знала. – Если не найдешь меня, можешь оставить их на том месте, где я вытащил тебя из реки.
«Я найду тебя, – мысленно пообещала Марина. – Обязательно найду».
В коридоре послышались шаги, затем стук в дверь. Червячук встрепенулась, провела руками по лицу, словно отбрасывая прочь навязчивые воспоминания, и заняла место за столом.
Дверь распахнулась.
– Богдан Антонович Пасюк, собственной персоной, – бодро отрапортовал один из конвоирующих заключенного милиционеров.
Усадив Удмурта на привинченный к полу крепкий металлический стул, милиционер приковал его правую руку наручниками к спинке стула, и конвойные ушли, оставив Марину Александровну наедине с подозреваемым.
Стук захлопнувшейся за ними двери орудийной канонадой отозвался в ушах побледневшей, как смерть, Червячук.
Он почти не изменился за эти пятнадцать лет. Хотя нет, изменился. Он стал еще привлекательнее. Юношеское очарование сменилась зрелой красотой уверенного в себе, полного сил и энергии мужчины. Ни одной сединки в жестких и густых черных волосах. Ни единой морщинки на лбу. Разве что кожа чуть погрубела, чуть сильнее обтягивает высокие скулы и гладко выбритый волевой подбородок.
Человек, которого она любила.
Человек, который обвиняется в убийстве.
Человек, имя которого она узнала только сейчас.
Удмурт смотрел на нее со спокойной насмешкой. О, как хорошо она помнила этот взгляд!
«Он не узнал меня, – подумала Марина. – Не удивительно. Иногда я сама себя не узнаю».
Томительная пауза висела в воздухе, затягиваясь до бесконечности, мучительно, как итальянская удавка на шее приговоренного к казни через медленное многочасовое удушение.
На лице Пасюка появилось выражение легкого недоумения. Баба-мент решила поиграть в молчанку? Пожалуйста. У него достаточно времени. Хотя нет. Что-то здесь не так. Слишком уж она бледна. И смотрит на него таким взглядом, словно он живьем слопал ее любимую бабушку. Откуда такая ненависть? Ненависть? Это не только ненависть…
– Почему? – глухо спросила Червячук.
Богдан недоуменно нахмурил брови. Странная форма вести допрос. Что же все-таки происходит с этой бабой?
– Почему?
Голос Марины сорвался и зазвенел.
Какие знакомые интонации! Когда-то он слышал их. Но когда? И где?
Неужели…
– Маруська? Не может быть! Маруська – это ты?
Узнал! Все-таки узнал! Боже, как изменилось его лицо! Он словно стал на пятнадцать лет моложе. Теперь он был в точности таким, каким она запомнила его во время последней встречи.