Безумный Макс. Поручик Империи
Шрифт:
Максим на это и рассчитывал, опасаясь, впрочем, появления у немцев каких-то блокпостов на дорогах и КПП. Совершенно не ясно, как они отреагировали на дела его группы. Если, конечно, успели это сделать. Времени-то прошло всего ничего…
Тем временем в штабе 1-ого корпуса, несмотря на глубокую ночь, кипела жизнь.
Генерал Артамонов смотрел осоловевшими от усталости глазами на стол с бумагами и никак не мог сосредоточиться. Он оперативно переслал в штаб фронта Германа фон Франсуа с его людьми и документами. Так что теперь был вынужден расхлебывать всю эту кашу. Хотя, положа руку на сердце, он из-за этого не переживал. Приятные хлопоты. Во всяком случае – много приятнее пустого оправдания за отступление. Там ведь и под трибунал могли отправить или того хуже …
В целом, обстановка теперь выглядела не очень плохо. Однако Леонида Константиновича волновал вопрос – куда пропал этот контуженный.
– Ваше высокопревосходительство, - произнес адъютант, входя.
– Вы нашли его?
– Нет. Но удалось выяснить куда он делся.
– Докладывайте.
– После инцидента с интендантской службой поручик собрал своих людей и уехал в ближайший город. Там он продал трофеи еврейской общине и сдал автомобили коменданту.
– Все?
– Нет. Один грузовик он продал общине. Тот, что согласно рапорту, принадлежал поляку. Еще два грузовых и один легковой автомобиль оставил за собой. Топливо с переданных в комендатуру автомобилей слито.
– Ясно, - нахмурился генерал.
– После завершения дел в городке он куда-то уехал. Но уже вечером его видели на дороге, ведущей к немцам.
– В городе что еще он делал? Кроме посещения комендатуры и торговли с евреями?
– Отряд видели возле отделения банка, на рынке и возле телеграфа.
– Вот неугомонный… - тяжело вздохнув, произнес генерал и потер щепотью пальцев глаза с переносицей.
– Максим Федорович отправил телеграмму генералу Ренненкампфу. Вот текст, - произнес адъютант, доставая из папки листок.
– Мда-а-а-а-а… - только и смог сказать Леонид Константинович, пробежавшись глазами по тексту. Всего несколько строк. А оперативная обстановке на фронте передана очень точно и предельно ясно. Текст сухой, лаконичный, емкий. Но главное то, что этот странный поручик знал больше, чем генерал.
– Ваше высокопревосходительство? – Вопросительно произнес адъютант после чрезмерно затянувшейся паузы.
– Жилинский, Самсонов и Ренненкампф запрашивают сведения о том, кто такой Максим и какими силами располагает.
– У него двадцать семь человек, пять пулеметов и три автомобиля, - начал на автомате отвечать адъютант.
– Не считая винтовок, пистолетов и ручных гранат.
– Хоть что-то ясно в этом деле, - саркастично отметил генерал. – А вот куда он отправился? И зачем? Мда. Вам удалось установить его личность?
– Никак нет.
– Что, совсем ничего?
– Я поднял списки поручиков всего нашего корпуса. Нашел несколько Максимов. Но они живы и здоровы. Возможно портсигар – подарок близкого человека. И его зовут как-то иначе. Либо он не из нашего корпуса. Но тогда не понятно, что он делал на территории дивизии.
– Это плохо, очень плохой… - покачал головой Артамонов.
– Я опросил раненого полковника.
– Андрея Петровича?
– Так точно.
– И что?
– После его рассказа Максим мне не видится обычным пехотным поручиком.
– Вот как? И почему же?
– Прекрасно образованный. Уровень образования намного превосходит выпускников наших военных училищ. Уверен в себе. Жесткий. Циничный. Решительный. Такие качества у поручиков обычно не встречаются. Кроме того, у Андрея Петровича сложилось впечатление, что Максим воевал.
– Ха! – Не удержался генерал от столь очевидной игры в «капитана очевидность». – Судя по результатам его действий, это безусловно. Вот только где?
– Полагаю, что он мог в последней войне на Балканах поучаствовать.
– Он православный?
– Креста на нем полковник не видел. Хотя поручик, умываясь, снимал тельную рубаху. Но он мог и потеряться, как и документы. В любом случае Максим изредка крестится, по православному обычаю.
– Кстати, а как там Андрей Петрович?
– Неплохо. В лазарете сказали, что его рану кто-то недурно обработал. Со слов самого полковника, это сделал лично Максим Федорович, предварительно обложив матом тех, кто накладывал ему повязку. Дескать, рана была забита кусочками ткани и прочим мусором из-за чего могло развиться воспаление. Работал поручик на живую, ничуть не смущаясь того, что Андрей Петрович выл от боли и извивался едва удерживаемый нижними чинами. Прочистил рану, извлек осколок, промыл все и забинтовал. Врач сказал, что если бы поручик этого не сделал, то у Андрея Петровича безусловно уже шло тяжелое воспаление и спасти его не было бы никакой возможности.
– Что-то еще? – Задумчиво спросил генерал. У него в голове пока не очень укладывалось то, что он слышал. Прямо и жнец, и чтец, и на дуде игрец.
– Андрей Петрович передал со слов Максима, что это была его первая операция. Никогда не практиковал. Просто видел и примерно представлял себе, что нужно делать.
– Импровизация?
– Так точно, - кивнул адъютант. – Импровизация.
– Мда… - покачал головой Леонид Константинович, адъютант же продолжил:
– Немецким языком он не владеет. Скорее всего говорит по-английски. Но это предположительно, потому что сам полковник его не знает и проскакивающие обороты разобрать не смог. Про французский ничего сказать нельзя.
– Что немецкого не знает, это хорошо, - с некоторым облегчением, произнес генерал. – Привычки какие-нибудь за ним заметили необычные?
– Так точно. Полковник сразу обратил внимание на то, что поручик не привык бриться сам. Делает это неуверенно, непривычно. Но при этом много времени уделяет своей чистоте. Андрей Петрович предположил, что Максим из состоятельной семьи. Возможно аристократ. Лично я же обратил внимание на рапорт…