Безумный мир

Рассел Эрик Фрэнк

– Но хоть что-нибудь они узнали? – Что они могут? Божатся, что симптомы самые обычные, и такая смерть не может быть насильственной. И что сам человек не может ни съесть, ни выпить, ни ввести себе шприцем ничего, что привело бы его к подобному концу. Отсюда следует, что обе смерти были естественными, несмотря на то что последняя произошла при чрезвычайно подозрительных обстоятельствах. Вот так-то!

Оба надолго замолчали, размышляя, затем Хансен заметил:

– Мистер Армстронг, я пришел к выводу, что у всех людей, о которых вы собираете

информацию, есть одно общее качество.

Армстронг подобрал ноги.

– Какое? – отрывисто спросил он.

– Все они живы.

Снова вытянув ноги, Армстронг расслабился. – Конечно, живы. Зачем мне информация о мертвых?

– Почему нет? Некоторые из них вполне могли делиться на этот ваш неуловимый общий знаменатель, когда были живы.

– Не исключено.

– А кое-кто вполне мог умереть естественной смертью.

– Что вы имеете в виду?

– То, что их, возможно, скрутил тромбоз сосудов сердца.

– В самом деле! – Армстронг мысленно повертел идею так и сяк. – Хорошо, предположим, мы обнаружили дюжину умерших от этой болезни – ну и что? Любой врач скажет нам, что для такого города, как Нью-Йорк, это – капля в море. Тем не менее я все же согласен, что это что-нибудь может значить. Но что?

– У меня есть на этот счет одно соображение, – произнес Хансен. – Вы ловко подловили рыжего этой вашей камерой, но одновременно убедились, что рыжий тоже не промах. Между прочим, наверняка вы заметили то же, что и я, и подумали об этом раз пятьдесят с тех пор. – Хансен снова покрутил перстень. – А полиции это и в голову не пришло.

– Да, – медленно согласился Армстронг. – Та штука, которую рыжий держал в руке, когда стоял у двери. Она напоминала фонарь. Но кто, скажите на милость, будет стоять за дверью с фонариком на изготовку? Это нелепо. Тем не менее он держал его так, как держат оружие. – Армстронг взглянул на Хансена: – Мне кажется, у него был газовый баллончик.

Хансен кивнул:

– Согласен. – Он облизал тонкие губы. – Я могу строить предположения об этом оружии только на основе известных фактов, пусть даже они не совсем обычны. Но я никогда не поверю, что подобная штука – некое абсолютно неизвестное приспособление. Я пришел к выводу, что мы видели карманный газовый баллончик. Поэтому вчера днем я позвонил доктору Лоури и спросил, знает ли он какой-нибудь газ, способный вызвать тромбоз сосудов сердца.

– И что он ответил?

– Он ответил, что сама мысль об этом абсурдна.

– Ну вот, мы снова в тупике, – проворчал Армстронг.

– Он дает по десять долларов за каждое свое слово, и слов было немало, что такого газа не существует. – Снова облизав губы, Хансен добавил: – Но…

– Не тяните, Хансен? Вы не давали обет молчания?

– Но газовый раздражитель, достаточно мощный, чтобы вызвать дыхательные спазмы, в принципе мог стать причиной смерти человека с определенной стадией тромбоза. Пульс у жертвы учащается до неимоверной частоты и как поршнем загоняет тромб прямо в сердце.

– Ни

черта это нам не даст, – заявил Армстронг, снова откидываясь в кресле. – Я своими глазами видел, как загнулся Мэндл. Он ни разу не кашлянул.

– Знаю. Я поинтересовался. Я также присутствовал на вскрытии тела Маршала. Так вот, он не вдыхал ни газ, ни что-либо другое, что оставило бы следы в его легких. Кроме того, у него не было судорог – это установлено.

– И мы опять вернулись к исходной точке. Газовый баллончик рыжего, оказывается, вовсе не газовый. – Кустистые брови Армстронга сошлись вместе. – Сдается мне, мы заплутали в трех соснах.

– С вас сто долларов, – напомнил Хансен. – Надо торопиться получить свои деньги, пока клиент не загнулся.

Армстронг встал, отсчитал деньги.

– Дайте срок, и я выберусь из этого тупика, даже если придется рискнуть своей шеей. Хотя, надеюсь, когда я получу от вас все досье, я смогу проложить другой путь. Но для этого мне нужна информация – и чем раньше, тем лучше.

– Это уж моя работа, – сказал Хансен. – И, поверьте, я не сижу сложа руки. У меня есть кое-какие соображения.

Армстронг уже наполовину открыл дверь, но задержался.

– Не откажетесь сообщить? – спросил он.

– Дело в корреляции. Эти ребята обшарили ваш дом и лабораторию не просто так. Они что-то искали, хотя мы и не знаем, что именно. Если кто-то из вашего списка тоже подвергся обыску или был убит, это станет для меня отличным указателем. Сейчас я отрабатываю эту версию.

– Вы тратите время впустую. – Армстронг с интересом наблюдал, как Хансен открыл рот, а затем закрыл его, не сказав ни слова. – Этой версией я уже сыт по горло. Почему? А потому, что я понял – ФБР знает, что у меня искали, но предпочитает молчать. И еще они знают, что этого у меня быть не могло…

– Значит, они просто гнусные, мерзкие вруны! – Хансен почесал лоб. – Черт побери! С каждой минутой мы погружаемся все глубже и глубже и даже не знаем – во что!

Смиренно ссутулив широкую спину, Армстронг закрыл дверь и направился домой.

Кто-то, быть может сам Хансен, прибрал его квартиру, что его очень порадовало. Отряхнув плащ, Армстронг повесил его на вешалку, достал потайную камеру, перезарядил ее, подготовил к работе и вставил обратно в тайник.

Затем он позвонил Клэр Мэндл. Она казалась такой же опрятной и приветливой, как всегда.

– О, это вы, мистер Армстронг!

– Джон! – поправил он.

– Вот еще, – парировала она. – Мы не настолько близко знакомы.

– Именно поэтому пусть пока будет Джон. Для более серьезных дел еще слишком рано.

– Отсюда я заключаю, что вы звоните мне не для профессиональной консультации, а просто поговорить о цветах, которые появляются весной! У вас опять скрытые мотивы. – Она мелодраматически вздохнула. – Ну хорошо, можете изложить Дело… Джон!

– Послушайте, – произнес он, – я позвонил, чтобы выяснить, можем ли мы опять где-нибудь встретиться?