Безупречный враг. Дилогия

Демченко Оксана Б.

Тогда-то и стало холодно. С моря подул осенний ветер, сырой, несущий дождь. Сирин укуталась в мех накидки и глянула вверх, разрешая слезам неба падать, катиться и стекать по ее лицу. Она боялась одиночества в чужом мире северного берега. Когда карета исчезла вдали, весь замок, побережье и неоглядные земли вокруг показались огромной тюрьмой. Крепость сирен на Гоотро была добрее к своей пленнице. Там ее уважали, баловали, звали божественной. Там служанки не прислуживали, а гордились своим делом и старались приносить пользу и радость.

Люди Дэлькоста, по мнению Элиис, рождались в суровом климате и быстро остывали душой. Носили маски презрительного спокойствия, усердно кланялись, говорили «госпожа». А потом неизменно глядели в спину и о чем-то шептались. От их резкого кашляющего смеха Элиис становилось неуютно. Дни бежали мимо, забыв дорогу в замок:

кому приятно смотреть на чужую тоску, в которой нельзя помочь? Жить стало трудно. Каждое утро Элиис поднималась с постели все позже, с огромным трудом находя для себя занятие на день. Помогать по хозяйству нельзя, Мирош сказал, что это дело слуг. Читать на новом языке она не научилась, и огромная библиотека замка не могла помочь коротать время. Сирин вздыхала и начинала усердно думать о хорошем. О своем Мииро, о роли хозяйки большого замка, о жизни на просторном берегу, где люди не теснятся, опасаясь каждого шторма, и не страдают от голода. О будущем, семье и спокойной прелести северного лета, ничуть не жаркого, о прекрасном корабле мужа… От мыслей не становилось лучше и легче. Все это где-то далеко, а здесь по-прежнему не с кем словом перекинуться. Лишь осень насмешливо свистела в неплотных ставнях, шуршала шторами, снова подтверждая, что замок пуст.

Потом океан у берега стал покрываться тонкой коркой твердой воды — удивительное и неприятное зрелище, ей не понравилось это новое в природе Дэлькоста. Серое небо, редкий сухой снег, исчезнувший в дымке горизонт. Элиис забавлялась, гуляя по прозрачному глянцу тонкого льда. Для любимого сирина океан послушно поддерживал тончайшее стекло, неспособное нести и средних размеров птицу. Она улыбалась ему, как самому близкому другу, и часами бродила, рассматривая промельки редких рыб, утративших яркость летнего сияния чешуи. Блики теней на гальке дна дрожали, словно от холода.

Так проходил день за днем. Следы в очередной раз сдувал упрямый ветер, и она наносила на тонкую белую вуаль снега новые. Время стояло на месте, ничего не менялось…

Юго рассказал правду и вернул право и возможность жить и дышать. А боль… боль пройдет.

— Я уже выбрала имя для сына, — горько посетовала Элиис. — Хорошее имя. Я называла это имя своему Мииро. Объясняла, что в эмоори есть похожее слово.

— Что за имя? — поинтересовался Юго, радуясь, что его сестренка думает о грядущем, а не об утраченном.

— Крид. Настоящее тэльрийское имя.

— Ловко, — похвалил Юго. — А на нашем наречии чуть добавь напевности — и получится «играющий с волнами». Отличное имя, особенно для сирина.

— Для девочки я тоже недавно придумала имя, и оно наше, островное, — добавила Элиис. — Хотя в нем хранится память об отце Мииро. Теперь я думаю, оно и пригодится. Не зря вода нашептала мне именно его.

— Что за имя?

— Риоми — «цветущая жемчужница», — улыбнулась сирин. — Юго, я обману араави и даже устрою настоящий шторм, лишь бы у нее не отняли свободу. И еще не стану ничего скрывать, пусть живет среди людей. Нельзя прятаться за стенами и ничего не знать о жизни. От этого мы становимся беззащитны перед коварством лжи. Без меда и яда в голосе король Альбер отравил мою жизнь и ложно очаровал обещаниями Мииро. А после уже сам Мииро обманул и себя, и меня… Мою девочку не смогут обмануть. Пусть растет без этих гадких стен!

— Все хотят для детей лучшей жизни, — согласился рулевой «Приза». — Гони свою волну вдоль берега к югу, нас ждут. Там замок попроще, зато тепло, нет врагов и никто не ценит золото выше дружбы. Я, сестренка, состою в команде самого лучшего корабля на свете.

Глава 12

Мачеха прибыла в особняк в сумерках. Натэлла так основательно задержалась у лекаря, что ее внезапное возвращение оказалось для всего особняка двойным ударом. То есть и ждали со страхом, и не угадали возможности появления Натэллы именно теперь. А потому при виде кареты все в особняке испытали настоящий ужас.

Слуги со стонами бегали по нижнему этажу, кто-то причитал, заметив паутину на окне, до управляющего внезапно дошло, что шторы висят летние, а было велено обновить, и он определенно поклонился и согласился… Всхлипывали на кухне, роняли крышки кастрюль и били тарелки. Мачеха не так уж часто наказывала, но лишь потому, что за пять лет приучила всех к неизбежности кары…

Лидия вцепилась в штору и почти повисла на ней. Княжна испытала острый приступ удушья, в глазах потемнело,

сердце прыгнуло к горлу. Было немного стыдно, потому что собственное сердце показалось после этого прыжка вовсе не птицей — жалкой лягушкой… Лидия села, отдышалась и убедила себя: надо прекратить панику. Она не кухарка и не дворня. Она… Она натворила такое, что и представить трудно. То есть она вовсе и не виновата, но это еще надо объяснить и доказать. Пока же дышать больно. И слушать шум у дверей — жутковато. Лидия сидела, ощущая себя приросшей к стулу. Бабушка на картине тоже была по-особенному неподвижна и ничуть не улыбалась, даже уголками губ.

Хлопнула дверь. Натэлла вступила в особняк. Сделалось очевидно, что мачеха сильно устала с дороги. Она ненадолго задержалась в прихожей. Было слышно, как говорит с управляющим, жалуется на плохо очищенные дороги и спешку, на дурных сменных лошадей. Вот спросила про мужа, уточнила, дома ли Лидия. Без обычного азарта распорядилась относительно сундуков и иных вещей из кареты. И, даже не спросив о делах в доме, прошла в свои комнаты.

Лидия понемногу обрела способность двигаться. Тело болело так, будто каждую жилу и всякую косточку тянули и сверлили. К горлу еще ближе прыгнула осклизлой лягушкой тошнота, но отступила. Такая внезапность прибытия сродни камнепаду. Ну как объяснить, чем доказать свою правоту? Стараясь не шуметь, Лидия встала, прошлась по комнате, обнимая плечи руками и зябко вздрагивая. Наконец она решилась, отчаянно махнула рукой, накинула шубку, прокралась к черному ходу и выскользнула во двор. Мачеха обещала вернуться через месяц или чуть более того. Отсутствовала же все три. Прислала не так давно с нарочным письмо, непривычно вежливо извинялась и просила «еще обождать». Называла Лидушкой… И намекала, что очень, очень важно для нее еще задержаться не на месяц, как было сказано сначала, а на два месяца «с половинкою». То есть ее возвращения в особняке ждали не раньше чем через неделю и готовиться к опасному дню намеревались не сегодня и не завтра. Что делать?

С темного неба неопрятно и неровно, как пыль из мешка, сыпался редкий сухой снег. Закусив губу и пугаясь каждой тени, Лидия пробежала через парк, повозилась, отпирая калитку. Ноги в туфельках казались ледяными и чужими. Обычно зимы в Фирбе довольно теплые, но эта была другая: уже десять дней мороз дышал на город инеистым паром, а к ночи выстуживал всерьез. Замок калитки жег голые руки. Княжна запоздало посетовала: и почему она не захватила рукавицы? Да и шапку следовало надеть. Но возвратиться невозможно… Лидия усердно замотала платок, огляделась и, плотнее запахнув шубку, заспешила напрямик, через дорогу, через черный голый сад соседней усадьбы, мимо опустевших в зиму постоялых дворов — к пристройке особняка де Тивов, в которой сейчас обитал ее драгоценный Лориш. Бежать по холоду приходилось споро. Тонкое платье не спасало от ветра, шубка тоже оказалась коротковата и приспособлена только для поездки в теплой, застланной мехом карете. Ничего, дело спешное, а у мужа можно отогреться. Обратно поедут вдвоем, Риш внимательный, он умеет справляться с любыми сложностями и уж точно раздобудет хоть какой экипаж. Главное, у него хранится и письмо отца, и иные документы, без которых ничего невозможно объяснить! А против слова князя мачеха не возразит.

Уговаривая и подбадривая себя, Лидия кралась в тенях, надеясь остаться незамеченной. Благо здесь, в опустевшем предместье, сейчас безлюдно — при роскошных особняках живут только зимние сторожа, такие, как ее муж. Небогатые, но порядочные: те, кому можно без опаски оставить имущество.

Во дворе де Тивов, к немалому удивлению Лидии, перефыркивались кони. Три гнедых жеребца в попонах городской стражи и четвертый — наемный, со знаком корчмы «Золотая подкова». На душе стало смутно и нехорошо. Лидия, удивляясь себе, не решилась идти прямиком через двор. Тихонько протиснулась вдоль стеночки, сгибаясь и прячась за плотной можжевеловой изгородью, невысокой, зато густой, нарядной и сизо-зеленой в любое время года. В знакомом окне пристройки мерцал свет камина. Княжна осторожно заглянула снизу в оконце, тусклое, забранное мелкими цветными стеклышками, искажающими вид до неузнаваемости. К тому же прилаженными небрежно: щели велики. В них всегда поет и присвистывает гнусавый ледяной сквознячок, выстуживает каминное тепло, ворует уют. Лидия этого мелкого пакостника знала по голосу, сама много раз усердно затыкала и замазывала наиболее крупные щели. Оставшихся мелких предостаточно и теперь. Сквозь них голоса сидящих в комнате проникают на улицу достаточно свободно.