Безупречный злодей для госпожи попаданки
Шрифт:
Приземляюсь на колени, обдирая их о грубые доски днища и застываю, шипя от боли и пытаясь отдышаться. В одной руке я крепко сжимаю ремешки своих сандалий. Пальцы другой судорожно стискивают то, что дал мне лекарь.
Плотный полог на входе падает, погружая нутро кибитки в густую темноту. Громкий щелчок бича снаружи, гортанный окрик и, скрипя колесами, повозка трогается с места.
– Иди сюда, — зовет из темноты нежный женский голос и чьи-то руки тянут меня, помогая подняться.
Я наощупь усаживаюсь на твердую лавку, прижимаюсь спиной к стенке
– Фу-у-у, - длинно выдыхает женский голос справа от меня. – Святые Предки, успели удрать!
Глава 18
– Погоди радоваться, дура, — одергивает ее другой голос. – Когда живые и здоровые в дом господина Али вернемся, тогда будем улыбаться, и Предков благодарить.
– Сама дура, — огрызается моя соседка. – Главное, что из дома выехали, и теперь никто не скажет, что мы рабыни, даже если остановят на проверку.
– Главное, чтобы Евлин успел нас вывезти из города и спрятать.
Наступает тишина, разбиваемая только скрипом колес и щелчками бича возницы.
Постепенно мои глаза привыкают к темноте, и я начинаю немного видеть окружающее.
Кроме меня в повозке еще десять девушек. В полутьме их лица видны нечетко, но я все равно узнаю - все они служанки из дома Али. Все в светлых платьях, похожего на мой фасона.
– Что случилось? Куда нас везут? – спрашиваю шепотом у соседки справа. Я вспоминаю ее имя – Ваниса. Она несколько раз приносила мне еду в лазарет.
Девушка придвигается ко мне и шепчет, почти касаясь губами уха:
– В город прибыли королевские евнухи. Старый урод издал указ, что все рабыни – девственницы должны быть переданы дворцовым закупщикам. Сейчас отряды стражи ходят по домам торговцев рабами и проверяют всех женщин. Хорошо, что Евлин узнал об этом еще ночью и успел предупредить господина Али. Иначе всех нас забрали бы, а там, сама знаешь, что было бы…
– Что? Я ничего не знаю, — мотаю я головой.
– Точно, тебя ведь недавно привезли, — Ваниса еще ближе подается ко мне: - Король каждый день берет на ложе девственницу и лишает невинности. После ее убивают - живьем закапывают в землю.
– Мать честная! – вырывается у меня.
– Что вы там шепчетесь?! – недовольно прикрикивает та самая девица, что принесла мне платье. – Заткнитесь, и без вашего шушуканья тошно. А ты, Федерика, лучше бы надела обувь – до Северных ворот недолго осталось. Там нам придется идти пешком.
Моя соседка фыркает, но послушно замолкает – видимо авторитет старшей по должности здесь непререкаем.
Я тем более молчу и решаю последовать совету и обуться. Наклоняюсь, начинаю неспешно, почти наощупь натягивать сандалии и завязывать ремешки вокруг щиколоток.
В ладони по-прежнему крепко сжимаю то, что дал Лазарис, напряженно размышляя, как бы посмотреть, что там. Пальцы просто зудят от нетерпения развернуть тряпицу, но я сдерживаю глупое желание. Все равно ничего не разгляжу в темноте, а другие
Поэтому, копаясь с сандалиями я осторожно забираюсь рукой под подол платья и засовываю сверток в маленький кармашек, который вчера пришила к панталонам, выполняющим здесь роль трусов.
Не знаю, зачем я его сделала. Просто сидела и вдруг в голову стукнуло, что так нужно. Нитки и иголка у меня были - как раз накануне зашивала дырку на подоле. Оторвала клочок ткани от простыни и смастерила потайной карман. Как знала, что пригодится.
Затолкав сверток в надежное место, еще вожу руками по ремешкам сандалий, проверяя, крепко ли завязала, и выпрямляюсь.
В повозке становится светлее – солнце уже взошло и его лучи сквозь щели пробираются внутрь кузова.
Теперь я могу хорошо разглядеть остальных девушек. Все сидят молча, явно нервничая. Кто-то кусает губы, кто-то беспокойно сжимает пальцы или перебирает браслеты на запястьях.
Браслеты… У всех на руках их по нескольку штук разного вида и размеров, только у меня ни одного. В доме никто из служанок не носил украшения, значит их выдали сейчас, перед побегом… Наверняка, они чем-то важны...
– Почему у меня нет браслетов? – требовательно спрашиваю, глядя на старшую служанку.
Она недовольно режет меня взглядом, но сказать ничего не успевает – снаружи раздаются крики и громкая ругань. Наша повозка тормозит, да так резко, что мы словно кегли валимся друг на друга и на пол.
– Что там?! Что случилось?! – раздаются испуганные возгласы. Девушки начинают подниматься, цепляясь за соседок и за лавки, и испуганно тараща глаза.
– Ну-ка заткнулись и сидим спокойно! – вполголоса рявкает старшая. Все поспешно рассаживаются по лавкам и замолкают.
Да уж, с дисциплиной у слуг работорговца все просто железно! Респект и уважуха, как говорит молодежь…
– Что бы ни происходило, все молчат. Говорить буду я одна, — добавляет старшая и пересаживается к выходу из повозки.
Оборачивается ко мне:
– Сядь напротив меня, Федерика. Держи руки так, чтобы было видно, что у тебя нет клейма, поняла?!
Я послушно пересаживаюсь, кладу руки на колени, развернув запястья тыльной стороной наверх и напряженно застываю.
Тревожные мысли мечутся в голове. В груди что-то беспокойно ворочается, и от волнения меня начинает потряхивать так, что руки буквально подпрыгивают на коленях.
Старшая вдруг наклоняется ко мне. Берет мои ладони в свои, пристально смотрит в глаза и тихо произносит:
– Успокойся, Федерика. Я не знаю, что там. Но, может быть, что от твоего поведения зависят жизни всех нас.
Я завороженно смотрю ей в глаза и молча киваю. Глубоко вдыхаю и медленно-медленно выдыхаю, представляя, как мое беспокойство уходит вместе с отработанным воздухом.
– Умница, — кивает старшая. Отпускает мои руки и выпрямляется.
Позади повозки раздаются шаги нескольких пар ног, мужские голоса и чья-то рука отодвигает тяжелую ткань на входе…