Безупречный злодей для госпожи попаданки
Шрифт:
Глава 19
– Куда лезешь! Права не имеешь! – рычит наш возница, и рука, отодвигающая полог останавливается.
– У стражи приказ досматривать все повозки!
Мы со старшей переглядываемся, и вдруг ее глаза в ужасе округляются. Она показывает пальцем на мою голову и сдавленно шепчет:
– Твои волосы! Обрезанные!
Я хватаюсь за свои короткие прядки и мысленно ахаю – хотя мне уже начали давать зелье, ускоряющее рост волос, они лишь чуть ниже
Беда в том, что в этом мире отрезать волосы могут только рабыне или преступнице - это мне лекарь рассказал.
Таращу на старшую испуганные глаза и в этот момент кто-то из девушек кидает нам платок.
Старшая хватает его и молниеносным движением накручивает мне на голову, прикрывая остриженные волосы.
Вся повозка дружно выдыхает, и мы снова начинаем прислушиваться к происходящему снаружи.
– Права не имеешь! В повозке приличные женщины из моего дома, на свадьбу их везу, — это рычит наш бритоголовый возница и полог снова задергивается.
Короткая пауза и второй голос подозрительно тянет:
– Женщины из твоего дома? Да я тебе знаю! Ты у Али Меченого служишь. Откуда у раба свой дом?!
– Ты, огрызок хвоста гримла! Где ты у меня рабское клеймо нашел?! Зенки с утра залил и не видишь дальше своего носа, болван! – орет бритый.
Уй-й! Сейчас он разозлит мужика, и тогда обыск нам обеспечен!
Словно подтверждая мои слова, стражник ледяным тоном произносит:
– Оскорблять меня вздумал?!
Старшая в отчаянии закатывает глаза и сквозь зубы стонет:
– Идиот Евлин! Пропадем же!
Секунду я смотрю на нее. Затем решаюсь - встаю, и отдергиваю полог.
Прикрываю рукой глаза и несколько секунд жмурюсь от ударившего в лицо солнца.
Перевожу взгляд на стоящих у повозки мужчин – бритого Евлина и высокого плечистого мужчину лет тридцати в кожаных доспехах.
У обоих злые лица. Стражник держится за рукоять короткого меча, Евлин положил ладонь на висящий на поясе нож.
Делая вид, что поправляю платок, я разворачиваю руку запястьем наружу и взгляд стражника цепко впивается в мою гладкую, без следов рабского клейма, кожу.
Я робко улыбаюсь, опускаю глаза и шепчу:
– Дядюшка, что случилось? Бабушка волнуется, у нее опять заболело сердце…
Из-под ресниц смотрю на задумчивое лицо стражника.
Он тоже смотрит на меня. Взгляд карих глаз пробегает по моей одежде, обуви. Проходится по щиколоткам, коротко задерживается на них и неспешно идет вверх.
Обжигает кожу на плечах, на шее, и застывает на лице. Несколько секунд мы смотрим друг на друга. Я из-под ресниц. Он, не скрываясь, в упор.
Мои губы чуть растягиваются в легкой улыбке и, затрепетав ресницами, я в смущении опускаю глаза.
– Племянница, немедленно скройся! – рявкает Евлин и тянется задернуть полог.
– Но бабушке плохо, дядя! – я округляю глаза и беспомощным оленьим взглядом смотрю на застывшего стражника.
Неожиданно из повозки звучит дребезжащий, совершенно старческий голос:
– Что там внучка? Когда же мы поедем? Ох, мое сердце!
– Простите, бабушке плохо - она совсем старенькая и очень слаба. Но так хотела побывать на свадьбе своей любимой внучки, что папа не смог ей отказать… Возможно, это ее последнее желание, — шепчу я несчастным голосом.
Снова робко улыбаюсь задумчиво глядящему на меня стражнику. Бросаю предупреждающий взгляд на хмурого Евлина и скрываюсь в повозке, плотно задернув за собой полог.
Падаю на лавку, и мы со старшей напряженно таращимся друг на друга – не сделала ли я хуже?
Несколько секунд томительной неизвестности и вдруг стражник спрашивает у Евлина:
– Твоя племянница уже обещана кому-то?
– Нет еще. Слишком молодая, только пятнадцать исполнилось, — буркает бритый.
– Передай ее отцу, чтобы никому не обещал – за ней придут из дома Маврис.
– Себе берешь? – мирным голосом спрашивает наш возница, словно обсуждает покупку курицы или овцы. – Или кому?
– Себе, — так же спокойно отвечает стражник, будто не он минуту назад был готов порубить Евлина на куски.
Добавляет:
– Поезжайте. Если кто-то захочет остановить, покажешь вот это…
Звуки шагов, повозка вздрагивает, когда грузный Евлин забирается на передок. Бич щелкает, мы трогаемся места.
– Всем сидеть молча! – шипит старшая и девушки послушно закрывают рты.
Я пересаживаюсь на свое старое место, рядом с Ванисой. Закрываю глаза и некоторое время так сижу, чувствуя, как мало-помалу отпускает напряжение.
Несколько минут гробового молчания, и вдруг тишину внутри повозки разбивает тихий голос старшей:
– Федерика, ты спасла нас всех.
Не открывая глаз, я пожимаю плечами и ничего не отвечаю.
Никого я не спасала, думала в первую очередь о себе. О том как мне выкрутиться в этой ситуации. Просто так получилось, что со мной вместе оказались все эти девушки...
– Откуда взялся голос старухи? – спрашиваю, открыв глаза.
– У меня такой, — хрипит сидящая напротив невысокая, пухленькая, очень смуглая брюнетка. Отодвигает укрывающий шею легкий шарф, и я с ужасом вижу страшный рваный шрам на нежной коже. – Мой прежний хозяин был такой зверь - за непослушание горло мне едва не перерезал. Спасибо господину Али, вылечили меня. Но шрам остался и голос не вернулся.
Брюнеточка возвращает ткань обратно на шею и вдруг жизнерадостно улыбается.