Безымянка
Шрифт:
— Пару раз. Но дальше Фадеева не забиралась. — Она толкнула локтем глазеющего в окно Ваксу. — Найди седьмую просеку. Это в районе верхней Ново-Вокзальной, между Московским шоссе и Волгой.
Вакса без вопросов уткнулся в карту — было понятно: доверенная Евой функция штурмана очень ему нравится. Главное, чтоб от гордости не лопнул. Все-таки он еще ребенок. Несмотря на трудное детство, грубо обтесанный характер, воровские привычки, которых понабрался от малолетних бандитов, Вакса до сих пор оставался лопоухим пацаном, тайком верящим в сталкерскую романтику и готовым в любой момент поймать попутный ветер.
— Вот, нашел, — сообщил он. — Просека упирается в реку.
— Ехать лучше по Аминева? — спросила Ева, даже не взглянув на карту. Она прекрасно знала, как ехать, просто снисходительно дала понять пацану, что он кому-то нужен.
Будь Вакса чуть прозорливее, заподозрил бы в ее вопросе подвох. Но он лишь простодушно кивнул:
— Ага. До шоссе, потом правее. И напрямки по Аминева.
— Надеюсь, катакомбы под санаторием не затоплены полностью. Там раньше был бункер командования округа, но еще в конце прошлого века и военные, и спелеологи, и диггеры отказались от спуска на нижние уровни, залитые водой. Вроде бы в этом заброшенном бункере есть вход в систему туннелей. Под Самарой столько нор понаделано, что до сих пор неизученные уголки находят.
Бронированное рыло грузовика приблизилось. «Урал» прибавил скорость и стал нас нагонять.
— Поднажми, — с тревогой сказал я.
— Движок греется, — взволнованно ответила Ева, но поддала газу. — Хорошо хоть подъем кончился.
После очередного перекрестка, где мы все же убрались со «встречки» и вернулись на правую сторону улицы, горка действительно закончилась. Мимо скользнул тихий сквер с частоколом голых стволов и потянулись панельные девятиэтажки, которых по всей стране в семидесятые годы прошлого века настроили несметное количество. Шеренги однотипных домов и раньше, наверное, нагоняли на жителей тоску, а уж теперь, когда квартиры в фонящих коробках пустовали, и подавно угнетали ритмичной мозаикой окошек-сот.
Уже на подъезде к широкой развязке я обратил внимание на угол одной из панелек с затертым номером 217 на табличке. Возле облезшего ящика для сбора писем замерла одинокая фигура в длинном плаще с капюшоном. В руке незнакомец держал вместительный металлический кейс, над плечом торчал длинный ствол винтовки. Далеко же сорвиголова в одиночку забрался от подземки. Профи.
Мне вдруг стало не по себе от мысли, что стоило этому сталкеру захотеть, мог бы с сотни метров нас из снайперки расстрелять. Как в тире. И не узнали бы, откуда смерть прилетела. Бр-р.
Московское шоссе разбивало Ново-Вокзальную широкой асфальтовой лентой, усыпанной трупами машин и грудами спутанных проводов. На гигантском перекрестке с окольцованной газоном вышкой ЛЭП мы свернули направо, виляя между застывшими легковушками. «Цыпочка» шла все тяжелее, под капотом что-то чихало и стучало. Ева беззвучно шептала под нос то ли проклятия, то ли одной ей ведомые молитвы.
На повороте «Урал» подобрался еще ближе. Мне показалось, что я уже вижу довольное мурло Эрипио в темных очках. Но это, разумеется, были домыслы — сквозь бликующее стекло кабины невозможно было разглядеть даже силуэтов.
— Быстрее! — нетерпеливо поторопил я. — Догонят, бортанут, и кранты.
— Не лезь под руку! — огрызнулась Ева, проскакивая под реверсивным светофором. — Подойдут метров на десять — по колесам стреляй. Есть шанс попасть.
Шоссе тянулось широкой серой полосой, пестрило трещинами в покрытии, мерцало мутными кляксами луж, терялось в дымке. Тоже своеобразный путь. Правда, не персональный, а общий, собравший в себе тысячи оборвавшихся жизненных ниточек. Трасса забвения, навеки связавшая Город с Безымянкой.
Когда я уже прицелился по приблизившемуся «Уралу» и готов был открыть огонь, Ева в который уже раз совершила дерзкий маневр и увела «Цыпочку» влево. Мы съехали с Московского и оказались на небольшой улице.
— Аминева, — доложил Вакса, сверяясь с картой. — Орис, ты там следишь, чтоб мне свинца в затылок не втюхали? А то схему мозгами заляпаю — не разберетесь, куда дальше ехать…
— Хорош ерунду нести, обормот, — сердито одернул я пацана.
По Аминева мы добрались до следующей улицы, перебитой трамвайными путями. Злобно урчащий грузовик на этом отрезке снова отпустил нас, и мне не пришлось тратить патроны, хотя палец на спусковом крючке уже чесался.
Перескочив через рельсы, «Цыпочка» поехала заметно шустрее. Я быстро обернулся и увидел, как перед нами открывается затяжной спуск к Волге. Ну наконец-то!
— Ух ты, как пошла! — воскликнул Вакса.
— Особо не разгонишься… — прошипела Ева, давая по тормозам перед лужей. — А за часовней, кажется…
— Грунтовка, — закончил Вакса уже без восторга в голосе. — Нам хана.
Я не разделял ни их радости, ни печали. Я слушал громыхание подвески, перешибаемое грохотом крови в висках, и смотрел на «Урал», приближающийся с катастрофической скоростью. Его водила, наверное, еще не просек, что асфальтированная часть дороги вот-вот кончится и мы вылетим на глинистый склон, финишной лентой на котором, по всей видимости, служит великая река Волга.
— Рельсы-шпалы… — выдавил я, когда от столкновения нас разделяло метров десять, а стрелять по колесам уже было бессмысленно. И заорал во всю глотку: — Бросай тормозить!
Ева послушалась, и это спасло нам жизнь. «Цыпочка» с охотой рванулась вперед, навстречу скользкой струне просеки. А следом понесся многотонный грузовик. Слева прощальным росчерком, словно благословляя, мелькнула часовенка, и нас тряхнуло так жестоко, что в голове помутилось.
Эх, хотел бы я в тот краткий миг глянуть в глаза ответственному за самарские дороги и чинушам, воровавшим три десятка лет назад бюджетные деньги. Массу невысказанных мыслей они бы прочли в моем укоризненном взоре, многое бы осознали…
Головокружительный спуск по просеке запомнился урывками. На заднем сиденье ремней безопасности предусмотрено не было, поэтому меня трясло так, что зубы громко клацали, а мозги бились внутри черепа наподобие начинки в детской погремушке. Автомат я успел поставить на предохранитель и намотать ремень на руку. Сгруппировавшись, вцепился в спинку кресла и дверную ручку в надежде не вылететь через лобовое стекло, если врежемся. Хотя разумом понимал, что на такой скорости все равно улечу, как из катапульты, инстинкты работали назло здравому смыслу.