Безымянное
Шрифт:
— Бананчик? — позвал Тим.
— М-м-м?
— Сколько бокалов ты выпила?
Джейн не ответила.
— Уж сегодня-то? Сегодня обязательно было, Джейни?
— М-м-м, — промычала она, поднимаясь. — Баранина. — Джейн подошла к духовке, волоча ноги, словно брела по колено в воде. Открыв дверцу, она встала и завертела головой. — Прихватка. Где?
— Давай я, — поспешил Тим, забирая у нее прихватку.
— Я напилась, — признала Джейн.
— Я заметил. Когда ты успела?
Она потянулась к нему. Ноги у нее подкашивались, и Тим прижал ее к себе, чтобы
— Да так, тут глоточек, там глоточек.
Он вернулся в гостиную с пивом, и Фрэнк вызвался произнести тост.
— За ваш дом!
Все чокнулись запотевшими кружками и выпили за дом Тима. Потом Тим, извинившись, сообщил, что Джейн неважно себя почувствовала и поднялась прилечь. Возможно, проспит до утра. Фрэнк и Линда сочувственно кивнули.
— Может быть, мы пойдем тогда? — Линда вопросительно посмотрела на Фрэнка.
— Нет, пожалуйста, останьтесь! Мне бы совсем не хотелось…
В комнату вошла Джейн.
— Значит, это вы Хэнк?
Она направилась к Фрэнку поздороваться, споткнулась о ковер, взмахнула руками, чтобы не упасть, и уткнулась взглядом в пол. Потом развернулась и вышла из комнаты.
Все трое в оцепенении уставились ей вслед. Тим встал.
— Кажется, ей стало получше.
Он шагнул к двери и чуть не налетел на возвращающуюся жену.
— Забыла бокал. — Джейн потянулась к столу, смахивая каплю пролитого вина с руки.
— Его зовут Фрэнк! — прошипел Тим ей на ухо.
Приступили к закускам. Тим с Фрэнком завели беседу о телевизорах, о закусках в общем и о смеси крекеров «Чекс Микс» в частности. Тим не собирался обсуждать крекеры. Он хотел поделиться с Фрэнком — человеком, достойным доверия, — тем, что ему пришлось пережить за эти долгие месяцы взаперти.
— Йорба-Линда, — донесся до них голос Джейн. — Это где Ричард Никсон родился.
— Йорба-Линда? — переспросила жена Фрэнка.
— У меня в голове крутилось «Линда, Линда» — ваше имя — и тут — раз! — всплыла Йорба-Линда.
Баранина оказалась вполне съедобной. К этому моменту Джейн уже почти перестала вставлять реплики, безнадежно упустив нить беседы. Тим взял развлечение гостей на себя и, припомнив времена партнерства в «Тройер», весь вечер утомлял их пересказами нашумевших дел. Фрэнк с женой вежливо слушали, потягивая вино. Когда монолог Тима подошел к концу, они попрощались.
5
Он вышел от Питера и вернулся к себе в кабинет. Распечатки ходатайства по делу Киблера еще не остыли после принтера. Сев за стол, Тим открыл нижний ящик и, как планировал, засунул ходатайство подальше. Ему хотелось снова поймать тот чистейший порыв, побудивший его сесть за работу, и испытать удовлетворение от самого процесса, питавшее его все бесконечные одинокие выходные. Но теперь осталась лишь досада за уготованную его трудам судьбу. Псу под хвост. Эта парочка с куриными мозгами может тужиться хоть пол года, и все равно не родит таких стройных доводов, какие он состряпал за два дня. Как же бесит и Массерли, возомнивший себя избранным,
Тим задвинул ящик и, уронив руки на стол, уставился в коридор тяжелым хмурым взглядом. Он пытался поймать какую-нибудь светлую, ободряющую мысль. «Штатные юристы тоже люди», например. Ох, да гори оно все!
Он понес ходатайство к Майку Кронишу. Никого. Это хорошо. Вряд ли ему хватило бы духа вручить документ Кронишу лично. Оставил на столе, приложив наскоро сочиненную записку, и ушел, окрыленный надеждой. Внутри словно бабочки запорхали. Но уже на полдороге обратно его снова начали грызть сомнения.
6
Дважды в день во время «лежачего периода» его отстегивали и переворачивали, чтобы не появились пролежни. Процедуру эту проводили, пока он спал. Смазывали стертую заднюю поверхность ног антибиотиком для заживления.
Однажды ночью, когда Бекка отстегнула его и двинулась вдоль кровати к тумбочке, где стояла мазь, он схватил ее за руку. Бекка вскрикнула от неожиданности.
— Не отстегивай меня больше, — велел он, сжимая запястье все сильнее.
— Папа, мне больно.
— Если отстегнешь половину, остальное я отстегну сам.
Он отпустил ее.
— Я не удержусь. Я выйду и не вернусь обратно.
Пришлось искать новый способ борьбы с пролежнями. Багдасарян выписал жидкое успокоительное, которое вкалывали шприцем и в котором под конец, когда Тим почти совсем утратил связь с реальностью, уже не осталось надобности.
7
Весь следующий час он проверял почту каждые десять секунд в ожидании письма от Крониша. Он сверлил взглядом телефон, который вот-вот должен был позвонить. К половине двенадцатого ожидание стало невыносимым, и Тиму пришлось уйти. Настроив рабочий телефон на переадресацию всех звонков на «блэкберри», он зашагал к лифту, надеясь никого не встретить по дороге.
Фрэнк Нововян торчал на своем посту в вестибюле, словно свежее бельмо на глазу. Приходя и уходя, Тим всячески старался проскочить мимо него незамеченным — но как обойдешь охранника, стоящего у самых эскалаторов? Чаще всего Тим прятался в толпе коллег, однако до обеда было еще далековато, поэтому сейчас он шел один. Фрэнк поднял голову, услышав шаги, и встретился с ним взглядом.
— Привет, Фрэнк.
— Мистер Фарнсуорт.
— Иду перекусить. Тебе принести что-нибудь?
— Мне жена с собой кладет, — ответил Фрэнк.
— Да? — Тим непринужденно приблизился к стойке.
— Каждый день.
— Славно! Как у нее дела?
— Обживается на новой работе.
— Работу сменила?
— Работа, в общем, та же, банк другой.
Тим не помнил — а может, и не знал, что Линда работает в банке.
— Молодец! Пожелай ей удачи от меня.
— А ваша жена как поживает, мистер Фарнсуорт? Простите за любопытство, если что.
Тим пристально посмотрел на Фрэнка через стойку.
— Я тебе очень признателен, — понизив голос до шепота, сказал он, — за деликатность и сдержанность.