Безымянные культы. Мифы Ктулху и другие истории ужаса
Шрифт:
Стоило мне приблизиться, как впереди возникла легкая дымка. Пока я в растерянности таращил глаза, меня объял небывалый страх. Из воздуха ткалась фигура. Поначалу зыбкая, кисейная, как жгут тумана в лунном свете, она обретала несомненно человеческие черты. И вот появилось лицо…
Я ахнул.
Передо мной плыло женское лицо – едва различимое, прозрачное. И все же мой взор угадывал мерцающее облако темных волос, высокий чистый лоб, плавные изгибы алых уст, серьезные и нежные серые глаза…
– Мойра! – вырвался из моего горла мучительный крик.
Я бросился вперед, раскинув руки; сердце неистово колотилось в груди.
Она затрепетала в воздухе и поплыла прочь от меня, будто подхваченное ветром облачко. Я же вдруг осознал, что стою на самом краю обрыва… Нет, не стою, а шатаюсь и размахиваю руками там, куда привел меня слепой порыв! Будто я внезапно очнулся от сна, будто молния осветила в сотнях футов подо мной острые камни, будто ворвался в уши плеск голодных волн… Образ, к которому я так отчаянно стремился, исчез, его сменил другой, воистину чудовищный.
В спутанной черной бороде омерзительно блестели громадные вампирьи клыки, под кустами бровей грозно сверкали глаза, из страшных ран на плече и широкой груди обильно лилась кровь. От ужаса у меня волосы встали дыбом, но я нашел в себе силы прокричать:
– Дермод О’Коннор! Изыди, адово исчадье!..
Я окончательно утратил равновесие, меня клонило вперед, а внизу ждала верная смерть. Но вдруг маленькая нежная рука ухватила за запястье и с поразительной силой потянула назад. И я упал – но не в гибельную пропасть, а на мягкую зеленую траву.
За краем обрыва растаял чудовищный лик, маленькая рука отпустила меня. Разве мог я не узнать ее? Ведь тысячекратно испытывал прикосновение этой кисти, тысячекратно брал ее в свою ладонь. О Мойра, родная Мойра, биение сердца моего! Ты всегда рядом со мной – и в жизни, и в смерти.
И тогда я в первый раз заплакал по ней. Пряча в ладонях лицо, проливал жгучие и горькие, но исцеляющие душу слезы, пока над синеватыми холмами Голуэя не взошло солнце и не облило ветви Погибели Дермода новым, дивным сиянием.
Так что же это было со мной? Сон? Наваждение? В самом ли деле призрак давно умершего изгоя привел меня к древу смерти, а тень покойной сестры вмешалась в последний миг и не позволила свершиться злодеянию?
Верить или не верить – решайте сами. Я же знаю доподлинно, что той ночью Дермод О’Коннор заманил меня на край обрыва, а нежная рука Мойры Кирован не дала мне сорваться, этим же касанием очистив протоки моего сердца и вернув душевный покой. Теперь мне известно, что не глухая стена разделяет живых и мертвых, а лишь тончайшая вуаль, и что любовь усопшей женщины сильнее злобы казненного мужчины, и что я, покинув когда-нибудь сей мир, снова заключу милую сестру в объятья.
Каирн на мысу
«…В следующее мгновение этот здоровенный рыжий безумец принялся трясти меня, как собака крысу. „Где Мэйв Мак-Доннал?!“ – заорал он. Клянусь всеми святыми, любой напугался бы не на шутку, повстречавшись в полночь в безлюдном месте с сумасшедшим, которому вздумалось разыскать женщину, скончавшуюся триста лет назад».
– Вот каирн, который ты хотел найти, – сказал я и осторожно прикоснулся рукой к одному из шероховатых камней, из которых было сложено возвышение, поражавшее симметричностью формы.
В темных глазах Ортали вспыхнул алчный огонек. Он осмотрелся по сторонам, а затем взгляд его вновь остановился на высокой пирамиде из массивных валунов.
– Что за странное дикое безлюдное место! – проговорил он. – Кто бы мог предположить, что в этих краях отыщется уголок, подобный этому? Кроме дыма, вздымающегося в небо вон в той стороне, нет ни малейших признаков того, что рядом с этим мысом раскинулся огромный город. Здесь совсем пусто, нет даже рыбацких лачуг.
– Здешние жители на протяжении многих веков обходили этот каирн стороной, – ответил я.
– Почему?
– Ты уже спрашивал меня об этом, – раздраженно бросил я. – Могу сказать лишь одно: теперь они делают это по привычке, а раньше руководствовались знанием.
– Знанием! – с презрительным смехом воскликнул он. – Все это суеверия!
Я бросил на него злобный взгляд, не пытаясь скрыть своей ненависти. Пожалуй, трудно сыскать на свете двух людей, которые рознились бы меж собой сильней, чем мы с Ортали. Он отличался хладнокровием и стройностью фигуры, его темные глаза и изысканность манер явственно указывали на то, что он ведет свое происхождение от древних римлян. А я такой же здоровенный и неуклюжий, как медведь, у меня холодные синие глаза и встрепанная рыжая шевелюра. Мы родились в одной и той же стране и потому считались соотечественниками, но земли наших предков были так же далеки друг от друга, как север и юг.
– Все это суеверия северян, – повторил он. – Люди, принадлежащие к романской группе народов, ни за что не стали бы мириться на протяжении стольких лет с неразгаданной тайной. Они слишком практичны для этого, слишком прозаичны, если угодно. А ты уверен в правильности датировки возникновения этого каирна?
– Я не нашел упоминаний о нем ни в одном из манускриптов, созданных ранее 1014 года нашей эры, – ворчливым тоном ответил я, – а ведь я ознакомился с текстами всех сохранившихся рукописей в оригинале. Мак Лиаг, придворный поэт короля Бриана Бору [15] , рассказывает о каирне, возведенном сразу после окончания битвы, и можно с уверенностью полагать, что он имеет в виду именно это сооружение. Краткое упоминание о нем имеется и в поздних «Хрониках Четырех Магистров», а также в «Лейнстерской книге», созданной в конце пятидесятых годов двенадцатого века, и в «Книге из Лекана», написанной Мак-Фирбисом примерно в 1416 году. Все авторы связывают возникновение каирна с битвой при Клонтарфе [16] , но ничего не говорят о причине его появления.
15
Бриан Бору (941–1014) – предводитель клана Дал Кайс, король Мунстера и Верховный король Ирландии.
16
Произошедшее в 1014 г. сражение между Брианом Бору и королем Лейнстера, армию которого в основном составляли союзные викинги. Закончилось сокрушительным поражением норманнов и гибелью почти всех предводителей с обеих сторон.
– Ну а что же тут такого загадочного? – спросил он. – Что странного в том, что потерпевшие поражение норманны соорудили каирн над телом одного из великих воителей, погибших в бою?
– Во-первых, – ответил я, – в возникновении каирна все же есть нечто таинственное. Обычай, согласно которому над телом усопших возводились каирны, существовал среди скандинавских племен, а не среди ирландцев. Но летописцы утверждают, что это сооружение воздвигли не норманны. Как они могли сделать это, поспешно отступая под натиском противника, который оттеснил их к самым воротам Дублина? Тела их предводителей так и остались на поле брани и стали добычей воронов. А эта пирамида из камней была сложена руками ирландцев.