Безымянный подросток
Шрифт:
– Ты душил его.
– Я душил его. На меня что-то нашло, какая-то накопленная за год ярость. Я хотел убить его, прямо жаждал этого! И, наверное, убил бы, если б в комнату не вошли соседи. Коля не смог сдержать их, и я только рад этому – зашедшие спасли Колынову жизнь, потому что я бы не остановился. Они оттащили меня, сняли с шеи ремень, и вот тогда я впервые увидел оставленные следы.
– Его мама мне показывала фотографии. Там содрано много кожи.
– Да, я не жалел сил. У него как будто был бордовый ошейник. – Андрей допил чай и вновь посмотрел на окно. – Он откашливаясь ушёл в свою комнату, и я решил, что всё закончилось. Я напугал его, как и хотел, теперь он будет следить за своим языком. Но, судя по всему, он не очень сильно испугался, потому что побежал рассказывать обо всём своим друзьям. Ночью они пришли ко мне.
Андрей посмотрел на маму и задался вопросом: «А надо ли ей всё это знать?» Неужели у мамы мало поводов для переживаний? Может, стоит прекратить? Ей незачем вдаваться в такие детали, уж лучше сейчас остановиться, если не хочешь, чтобы этой ночью мама лежала и, смотря в потолок, думала, как ты всё это пережил. Ты-то пережил, переживёшь и не такое, да вот мама всегда переживает так, что каждый раз жалеешь о сказанном. Так может, всё-таки остановиться?
Нет, сказал себе Андрей. Маме пришлось столько вытерпеть, так что она имеет право знать, за что её так отчитывали. Тем более я пообещал себе, что всё расскажу. Это не тот случай, когда стоит молчать.
И он продолжил:
– Я заснул сразу после отбоя. Дневальные прошлись по комнатам, выключили свет, потом несколько раз пролетел офицер, ну и меня вырубило. Я думал, всё закончилось, но ошибся. Ночью – как потом оказалось, в два часа – я проснулся от чужих шагов, их было много, кто-то приближался ко мне. Я чуть приоткрыл глаза, не шевелился, потому что сразу понял, что должен притворяться спящим. Вроде их было пятеро. Ну, я увидел пятерых. Среди них был Колынов. Лиц остальных я тогда разглядеть не успел, было темно, я различил только очертания. – Андрей почувствовал, как сердце ускорило темп, а во рту появился призрачный привкус крови, – он переживал ту ночь ещё раз. – Они действовали быстро. Двое несли покрывало, и эти же двое накинули его на меня. В армии подобное называется «тёмной». Я ничего не видел, потому что на мне было покрывало, и сразу понял, что нужно его с себя скидывать и поднять шум. Но я не успел. Кто-то ударил меня по голове, потом по печени, один придурок несколько раз ударил по груди. Но били они как-то робко, как будто боялись того, что делали. Наверное, поэтому мне удалось вскочить. Чтобы стянуть покрывало, нужно много времени, поэтому я просто вслепую кинулся на одного из них. И закричал. Я закричал, мама. Мне было страшно. – Карие глаза встретились с бледно-голубыми. – Я кричал, пока не врезался в кого-то. Я схватил его и прижал к стене, нащупав одной рукой шею, а другой ударив по лицу. Я не видел кого бью, не видел вообще ничего, только слышал голоса за спиной, а потом покрывало слетело с лица, и в темноте я увидел Колынова. Это его я прижал к стене. Ну и раз судьба мне приготовила такой подарок, я ударил этого pendeho со всей силы в солнечное сплетение. Мне… какой-то из его дружков успел схватить покрывало и кинул мне на шею, после чего перетянул концы. Короче, начал душить меня. Кричал что-то вроде: «Нравится? Нравится, ублюдок?! Что, не хватает воздуха?! А нам насрать! Нам насрать на тебя как и на всех учителей!» Я не мог повернуться к нему, потому что он держал меня, и я видел перед собой лишь окно. Оно мне показалось таким большим… таким… знаешь…
Андрей сделал глубокий вдох и медленно выдохнул. В горле отдавались удары сердца, ускорившего бег. То оранжевое сияние… Оно проникло под кожу и теперь сковывало мышцы, сбивая дыхание, заставляя кровь мчаться быстрее. Андрей встал, подошёл к раковине и умылся холодной водой. Один раз, второй, третий. Похоже, ему не так уж плевать на жизнь, раз его до сих пор трясёт при воспоминаниях о той ночи. Страх снова стал править балом. Вот так в жизни и бывает: сейчас ты равнодушен абсолютно ко всему и желаешь выйти в окно, а потом, после того, как вспомнил нечто ужасное, трясёшься от страха и вновь хочешь жить. Безумие ли это? Наверное, да. Но уж лучше подобное безумие, чем мысли о серости, безразличие к жизни.
– Мне было страшно, – Андрей вцепился в края раковины, стараясь выровнять дыхание. – Я думал, что умру. Меня душили, а я в этот момент смотрел на окно нашей комнаты, и оно казалось мне таким большим… Я видел ночное небо и это оранжевое сияние уличного фонаря, который стоял прямо перед казармой. Этот оранжевый свет перекрывал всю темноту, меня душили, а я видел только оранжевый, только этот свет, и мне было так страшно, я никогда так не боялся, мама, никогда, как будто…
Она развернула его к себе и заключила в тёплые, нежные объятия. Молча, без слов. Женские руки, на поверхности которых виднелись вены, сомкнулись на спине высокого юноши, и сам он в ответ обнял свою маму – в тишине белого Петербургского дня. Глаза Андрея начало чуть-чуть пощипывать, но он тут же стиснул зубы и сдержался. Не заплакал, не проронил ни единой слезинки. Лишь позволил себе сделать тяжёлый выдох и опустить голову на голову мамы, нежно поцеловав макушку.
Так они простояли около минуты, после чего женщина, что заботилась об Андрее, когда он был ещё маленьким кулёчком, слегка отпрянула и сказала:
– Я представляю, как тебе было страшно. Но сейчас ты дома, бояться нечего. Продолжай рассказывать, а если вдруг снова станет страшно, оглянись вокруг и вспомни, что ты дома.
Если б в этом доме были только мы вдвоём, подумал Андрей, но промолчал.
Они вновь уселись за стол.
– Пока меня душил один, другой решил воспользоваться моментом и несколько раз ударил меня по почкам. Бац – по правой, бац – по левой, – и так несколько раз. Но они просчитались. Всё происходило в темноте, и поэтому они не заметили, что Коля уже проснулся. Наверное, от моего крика. Нас было в комнате всего трое: я, Коля и ещё один, который тоже проснулся, но до конца драки сидел, забившись в угол кровати и не пикая. А Коля… он спас меня. Он как пуля подлетел к тому, кто бил меня по почкам, схватил его за шею и сделал «замок», чтобы…
– Давай без этих подробностей.
– Ладно. Мы дрались ещё около минуты, но мне казалось, что все десять. Двое на пятерых – так мы дрались. В итоге мы победили. Коля впихнул одного их дружков Колынова в отделение шкафа и начал орудовать кулаком, как будто забивал им гвозди. Там такой звук был – бум-бум-бум! Он впечатывал его в доски, ударяя по лицу совсем как куклу. В какой-то момент зажгли свет, и я увидел, что лицо у того подонка всё в крови, а Коля и не думал останавливаться. Я бы мог его оттянуть, но мне самому надо было сражаться. Понимаешь, мам? Я действительно боялся, что меня могут убить. Поэтому когда вспыхнул свет, я бросился на Колынова – пока он не успел очухаться, – повалил его и вмазал по челюсти два раза, потом меня оттолкнули. Колынова тут же подняли, из его носа вытекала кровь, по моему лицу тоже текла кровь – я это чувствовал. Коля к тому времени уже остановился, и в тот момент вся пятёрка решила ретироваться. Они что-то сказали друг другу – я не расслышал – и выбежали из комнаты. А мы с Коляном остались вдвоём, оба в крови, ну ещё в своей кроватке дрожал наш сосед.
– И на этом всё закончилось?
– Нет. Это только две трети всей истории. Меня бы не отчислили за эту драку, потому что они напали на нас. А вот то, что произошло потом… Это было через неделю, то есть на этой, в среду. Тот парень, которого Коля затолкал в шкаф, пошёл в санчасть и приныкался там, сказав, что его избили так в увольнении. Можно было бы придумать отмазку получше, но и эта прокатила. Никто из офицеров о драке не узнал. – Андрей взял печенье, поднёс ко рту, передумал, положил обратно. – Мы с Коляном были словно на иголках, по ночам мы даже спали по очереди, как часовые сменяли друг друга. Один раз мы оба в край устали – Коля был в наряде, у меня выдалась тяжёлая тренировка – и завалились спать оба, но перед этим придумали «сигнализацию»: мы оставили дверь приоткрытой, положили на неё и на рядом стоящий шкаф три черенка от швабр, так что при отворении двери всё с грохотом упало бы вниз и разбудило нас. Но… – Андрей закрыл глаза, пробыл какое-то время в темноте, открыл глаза. – Им удалось нас подловить. Случайно. Им повезло, и Колынов быстро среагировал. Он очень умный. Он гнилой и умный. Это опасная смесь. Он думает на несколько ходов вперёд, и с его противной сущностью выходят неприятные вещи.
– Снова драка?
– Побоище. То была перемена, и так совпало, что у нас два урока проводили в одном классе, так что можно было погулять десять минут. Мы с Колей пошли в туалет. Вообще мы часто ходили вместе после ночной драки, потому что боялись, что поодиночке нас убьют Ну вот, пошли мы в туалет и совсем забыли, что Колынов и его компания – все курящие, а курящие всегда тусят в туалетах. Они нас не ждали, просто стояли в уголке у окон, курили, ну и мы их не заметили. Я зашёл в одну кабинку, Коля – в другую. Мы перекинулись с ним парой шуток, поржали, и это стало нашей роковой ошибкой – они поняли, что мы рядом. Я сделал свои дела, смыл, открываю дверь и вижу их. Стоят как бандиты какие-то. Полукругом, вот так, – Андрей руками обрисовал полукруг. – И в самом центре – то есть напротив меня – стоит Колынов. И секунды не прошло, я даже дверь не успел закрыть, как тут понеслось. Ты точно хочешь это слышать?
– Да… – Мама скорее выдохнула, чем сказала. – Про вот эту драку твой командир роты очень много рассказывал. А теперь я хочу услышать всё от тебя, чтобы понять, про что мне соврали.
– Я тебя не обманываю.
– Я верю.
Она накрыла его чуть трясущуюся ладонь своей, и от этого касания сердце Андрея слегка успокоилось, а говорить стало легче, дышать стало легче.
– Ладно, продолжу. Как только я открыл дверь, Колынов толкнул меня и меня отбросило на унитаз. А потом я получил такой удар по лицу… меня так сильно ещё никто не бил. Даже… – Андрей уже соединил губы, чтобы произнести звук «П», но во время остановился. – В общем, он очень сильно мне зарядил. Я как будто отключился, но всё ещё был в сознании. В ушах не звенело, но звуки как-то поугасли, всё стало таким чёрным… наверное, в это время я схватил ещё парочку ударов по лицу, но я этого не помню. Тайский массаж, блин! – Андрей рассмеялся, но тут же перестал, когда посмотрел на маму, – ей было совсем не смешно. – Его друзья стояли у кабинок, пока Колынов бил меня, а я сидел на унитазе, чуть ли не проваливаясь в него. Честно, я тогда чувствовал, что он победил. Тяжело чувствовать себя победителем, когда тебя бьют, а задницей ты опускаешься всё ниже и ниже ко дну унитаза. Ноги твои болтаются в воздухе, и встать ты не можешь.