Безжалостная Империя
Шрифт:
Вау. Это так красиво.
Это совсем не похоже на дорогие ожерелья, которые мама дарит мне, и которые я ношу только когда гуляю с ней.
Я оглядываюсь на Коула и вижу, что он опирается на пианино, скрестив ноги в лодыжках, и его пальцы бегают по черным клавишам, не нажимая на них.
Но все его внимание приковано ко мне. Я улучаю момент, чтобы увидеть его, мальчика, проклятие, сына Хелен, который не заслуживает этого.
Его волосы взъерошены. Иногда я задаюсь вопросом, не утруждает ли он себя расчёсыванием волос
Он так отличается от мальчика, который сидел рядом со мной в тот день в парке. Мальчика, который видел, как я плакала, и собирался уйти, пока я не заставила его остаться.
Однако одно не изменилось. Его глаза.
Они все ещё такие же твёрдые, как и тогда. Другие могли бы найти их завораживающими, но я часто находила их немного призрачными, немного таинственными и немного пугающими.
Коул, возможно, лучше всех умеет скрывать свои выражения и чувства, но он не может скрыть то, что я вижу в этих тёмно-зелёных глазах. У них есть свой собственный язык, но прямо сейчас я не могу понять, что они говорят.
Мои пальцы дрожат, совсем немного, прежде чем я снимаю их с ожерелья и говорю более тихим голосом, чем хотелось бы.
– Для чего это?
– Наше новое начало.
– Наше новое начало?
– Да. Себастьян ничего не сказал?
Папочка действительно упоминал, что расскажет мне кое-что сегодня за ужином, но я думала, что это касается его предстоящих планов на поездку.
– Что он должен был сказать?
И почему Коул знает об этом, а я нет?
Он молчит, как будто испытывает мои нервы. Вычеркни это. Он абсолютно точно это делает.
Затем он улыбается. Его улыбка ослепляет. Он не часто это делает, но, когда всё же улыбается, всё, что я могу сделать, это остановиться и посмотреть.
– Поздравляю с помолвкой с Эйденом.
Моё сердце падает, и мне требуется все силы, чтобы не заплакать. Он поздравляет меня? Не то чтобы я ожидала, что он скажет мне не доводить дело до конца после этого сообщения, но я думала, что он, по крайней мере, расстроится из-за этого.
Он поздравляет меня. Серьёзно?
– Лишение девственности и помолвка - все в один день, – продолжает он тем спокойным, приводящим в бешенство тоном. – Ты работаешь быстро, прямо как твоя мама”.
– Не смей упоминать мою маму, – повышаю я голос. – Ты не имеешь права говорить о ней.
– Почему, Бабочка? Боишься, что станешь такой же, как она? – Он наклоняется так, что нас разделяет лишь лёгкое дыхание. – Вот проверка реальности: с кем-то вроде Эйдена ты закончишь хуже, чем твоя мать; ты закончишь, как его мать. Тебя найдут мёртвой после долгих часов страданий в глуши.
Я поднимаю кулак и бью его в грудь, мои глаза щиплет.
– Пошёл ты, Коул.
Я
– Если ты снимешь это, я заберу его, так как ты отказываешься.
Поджав губы, я опускаю руку. Почему он знает, на какие кнопки нужно нажимать? Нет ничего, что я ненавижу больше, чем проигрывать, даже не начав.
– Уходи, – отмахиваюсь я от него. – Я не хочу снова видеть твоё лицо.
– Это было бы трудно, учитывая семейные узы и все такое.
– Что?
– Мама и Себастьян встречаются.
О, Боже.
Если бы моя челюсть могла упасть на пол, это произошло бы прямо сейчас.
Мой план годичной давности сработал. Часть меня взволнована тем, что у Хелен и папы есть второй шанс, но другая часть, та, которая смотрит в эти бездушные зелёные глаза, заставляет меня остановиться.
Коул - сын Хелен.
Если так пойдёт дальше, он будет…
Нет, нет. Я не позволю своему мозгу озвучить эту мысль.
– Ты знаешь, что это значит, Бабочка?
Я отчаянно качаю головой, не желая думать об этом.
Он кладёт обе ладони мне на щёки, пока его губы не оказываются в дюйме от моих, а затем, просто так, он касается ими моего рта один раз, прежде чем потребовать этого поцелуя.
Это совсем не похоже на то, что было год назад. Это не просто массаж языков и невинные поглаживания. На этот раз он пожирает меня, наши зубы стучат друг о друга, пока он агрессивно целует меня.
Его пальцы впиваются в мою кожу, когда он наклоняет мою голову вверх и погружает свой язык внутрь, кружа им напротив моего. Как будто ему все мало.
Я не могу насытиться.
В моей голове звучит голос, говорящий мне, что я должна прекратить это, но я слишком опьянена его вкусом, тем, как он хватает меня и съедает заживо, чтобы слушать этот голос.
Когда он отстраняется, он кусает мою нижнюю губу, заставляя меня вздрогнуть. Затем он шепчет возле моей челюсти.
– Я буду хорошо заботиться о тебе, сестрёнка.
Его слова выводят меня из ступора, но я все ещё слишком оцепенела. Я даже не могу поднять руки, чтобы ударить его.
– Не тратьте своё время на тренировки. – Он делает громкую заметку, нажимая несколько клавиш одновременно. – Я выиграю соревнование.
Затем он поворачивается и уходит.
– Я ненавижу тебя!
Я кричу ему в спину, а он просто машет двумя пальцами, не оборачиваясь.
Моё дыхание учащается и прерывается в безумии ещё долго после того, как он ушёл. Я не могу успокоиться. Я продолжаю облизывать свои распухшие губы, даже не осознавая этого.
Я собираюсь причинить ему такую же боль, какую он причинил мне. Я собираюсь погубить его.
Я достаю свой телефон и набираю папу. Он берет трубку после двух гудков. Он может быть занят, но никогда не бывает слишком занят для меня. Кроме того, он знает, что я не позвоню ему, если это не срочно.