Безжалостная Империя
Шрифт:
Эйден что-то говорит, и она смеётся. К чёрту их. Я встаю и говорю Леви.
– Я сейчас вернусь.
Он кивает, и я прохожу через задний вход и стою на крыльце, с которого открывается вид на высокие деревья в лесу, видимые отсюда.
Я достаю сигарету, закуриваю и делаю затяжку. На вкус это дерьмо, но никотин позволяет моему мозгу немного расслабиться и перестать застревать в своём беспорядочном хаосе.
Это единственная зависимость, которую я себе позволяю, хотя я просто курю один
Ронан говорит, что я пристрастился к книгам и мне следует обратиться к психотерапевту, но нахуй его. Он грамотен только потому, что его отец - граф. Без шуток, он из тех, кто скажет: «Как ты читаешь это дерьмо? В нём нет никаких картинок».
Чтение - один из моих защитных механизмов, чтобы не увязнуть в этом мире. Мир заставляет меня думать о земных вещах, таких как та ночь, и я ненавижу ту ночь.
Поэтому я перенаправляю свои мысли на одну вещь, которую я не ненавидел в ту ночь.
Девочка с булавкой-бабочкой и куклой. Сильвер написала об этом в своём дневнике.
Коул видел, как я плакала сегодня. Он не обнимал меня, как Ксандер обнимает Кимберли, когда она плачет. Он хотел уйти, придурок.
Но он сказал мне, что разводы случаются и что папа и мама, вероятно, будут счастливее в разлуке.
Я ненавижу это.
Коул также рассказал мне свой секрет. Он хочет быть моим первым. Я сказала ему, что сделаю это только в том случае, если я тоже буду его первой. Иначе это несправедливо.
Папа говорит, что всегда нужно договариваться, чтобы все было честно.
И теперь папа и мама больше не будут вместе. Я не могу перестать плакать.
Зачем они поженились, если не хотят быть вместе?
Почему они родили меня?
И да, я помню каждую прочитанную мной запись. Обычно я запоминаю что-нибудь, прочитав это один раз. Я особенно позаботился о её дневнике. Теперь все её слова, её выходы, её замешательство и фальшивая личность интегрированы в мою голову.
Когда я состарюсь, и моя память начнёт требовать удаления файлов, чтобы иметь возможность запоминать других, я бы в любой день предпочёл её дурацкий дневник книгам философов и психологов.
Хаос.
Она - грёбаный хаос.
Я выхожу в ночь и пробираюсь сквозь деревья. Ветки хрустят под моими ботинками, и я игнорирую их, продолжая свой путь.
Сегодня на небе ярко светит луна, несмотря на морозную погоду. Я оставил свою куртку внутри, так что на мне только брюки и рубашка
Я подхожу к небольшому озеру за деревьями и стою на краю террасы, глядя на отражение луны в спокойной воде. Я не знаю, как долго я тут пробуду. Что-то в этом меня чертовски достаёт.
Оно не красное.
Почему оно не красное? Оно должно быть красным.
– Коул? – Тихий голос зовёт меня сзади. – Что ты делаешь?
Я поворачиваюсь к ней лицом, но не двигаюсь с края. В лунном свете она кажется голубой тенью. Её волосы падают на спину, и ожерелье в виде бабочки поблёскивает. Она никогда не снимала его на публике. Ни разу.
Но это не потому, что ей не все равно, нет. Это потому, что это означает, что она признает своё поражение, если не наденет его.
И именно поэтому я сказал эти слова — чтобы она всегда держала меня при себе.
– Ты преследуешь меня? – Спрашиваю я.
– Мечтай
– Тогда почему ты шла за мной всю дорогу сюда?
– Папа позвонил и сказал, что заказал столик на ужин. Дерек заедет за нами.
– Сообщение получено. Возвращайся к Эйдену.
Она хмурится, но не делает ни малейшего движения, чтобы уйти.
– Ты все ещё куришь эту палочку смерти?
Я выдыхаю дым ей в лицо, заставляя его сморщиться.
– Очевидно.
– Ты ублюдок.
– Если ты будешь продолжать так часто делать мне комплименты, я подумаю, что ты зациклился на мне.
– В твоих снах.
– Ты не захочешь знать, что мне снится.
– Мы согласны с этим, – она протягивает руку. – Дай мне свой телефон, мне нужно позвонить Дереку. У меня сел аккумулятор.”
– Что я получу взамен?
– Моя завидная благодарность тебе.
Я ухмыляюсь, когда беру свой телефон и открываю его. Сильвер звонит, все это время пристально глядя на меня. Как только она заканчивает, она собирается вернуть его, но затем снова сосредотачивается на экране.
Должно быть, она нажала на кнопку. Её щеки пылают, глаза расширяются, и этот взгляд возвращается. Взгляд восьмилетней давности.
Это, блядь, одно и то же.
Я видел намёки на это, но никогда не испытывал такого же благоговения.
– Ч-что это, черт возьми, такое?
Она тычет телефон мне в лицо.
Это изображение Хоуп, привязанной к стулу, полуобнажённой и бросающей на меня соблазнительный взгляд.
– Хоуп. Она выпускница.
– Я знаю, что это Хоуп, н-но п-почему она так связана?
– Потому что ей это нравится, – мой голос понижается, когда я выпускаю ещё одно облако дыма в её сторону. – И мне это тоже нравится.
Лицо Сильвер даже не морщится от дыма. Это запечатлено в этом вечном, исполненном благоговения взгляде. Или, может быть, это страх?