Безжалостный обольститель
Шрифт:
– С тобой все в порядке?
Нет, далеко не в порядке, подумала она и заставила себя посмотреть на него.
– Ты помнишь свадебный бал Юджинии? – внезапно спросила она. Джулиан непонимающе нахмурился, но кивнул. – Ты пригласил меня на первый вальс. – Она помолчала, глядя на него, и по его глазам поняла, что он ничего не помнит. Клодия почувствовала, как ее сердце упало. – Ты... ты пригласил меня танцевать, а когда танец закончился, попросил оставить для тебя еще один танец. – Ну вот, она и сказала то, что было одной из причин
– Я не понимаю. Ты хочешь сказать, что я попросил второй танец, но так и не пригласил тебя?
Жар начал стремительно превращаться в пламя, когда она увидела, как он озадачен и возмущен.
– Ты... ты просто... да. Именно так и было. – Лицо ее пылало. Сейчас бы шампанского, оно было бы нелишним.
Лучше бы земля разверзлась и поглотила ее целиком. Заявив вслух о его ужасном вероломстве, она вдруг почувствовала себя совершенно нелепо. Нелепо и до жалости глупо.
– Тебе этого не понять, – с горечью пробормотала она.
– Ты ведь говоришь совершенно серьезно, да? – спросил он с неподдельным удивлением.
Они остановились на краю террасы.
Она закрыла на мгновение глаза, чтобы сосредоточиться.
– Я много лет знаю, что ты собой представляешь, и сейчас пытаюсь это объяснить.
Он сложил руки на груди и прищурился:
– Ты много лет знаешь, что я собой представляю. – Это был не вопрос, а констатация его недоумения.
– Ну... да, – произнесла она как-то неуверенно.
– И кто же я?
«Сейчас явно не время отступать», – в замешательстве подумала Клодия и пробормотала:
– Повеса.
Глаза его потемнели, и ее охватил страх.
– На одно слово, мадам! – прорычал он и, схватив ее за руку, потащил через террасу к оранжерее в дальнем конце сада. Клодия двигалась почти машинально, в мыслях царил полный сумбур, а сердце изо всех сил боролось с остатками здравого смысла.
На полпути он решил, что тащить ее за собой неудобно, и, дернув к себе, железной рукой обхватил за талию, заставив идти рядом.
– Я пришел к выводу, что ты не только исчадие ада, но к тому же совершенно не знаешь мужчин. И позволь мне добавить, что это открытие стало для меня большой новостью, учитывая то, как ты манипулируешь мужчинами словно пешками, где бы ни оказалась.
– Что? – ахнула она, когда он подошел к двери оранжереи и распахнул ее. – Я не манипулирую мужчинами.
– Как бы не так, – сказал он и, толкнув Клодию через порог оранжереи, последовал за ней. – Я могу перечислить всех, если хочешь, – резко продолжил он, остановившись у стола. Захлопнув дверь ногой, он зажег и высоко поднял свечу. – Бенджамин Соммер, Дэниел Брэнтли, Морис Терлинг, Колин Эндерби...
– О! – завизжала она, оскорбленная тем, что в списке поклонников оказался несносный барон Эндерби. – Колин Эндерби никогда не переступал порог моего дома, а если переступит, Рэндалл имеет четкие указания тут же пристрелить его.
Джулиан остановился, ставя свечу на скамью.
– Ах, прошу прощения, леди Клодия, – сказал он, насмешливо поклонившись. – Я, разумеется, имел в виду графа Гиллингема. Или маркиза Брейбрука. Или маркиза...
– Ну хорошо! – Клодия прижала ладонь ко лбу. – Я, честное слово, не понимаю, зачем это все.
– Затем, – произнес он уже значительно мягче, – что я не могу избавиться от мыслей о тебе, а ты говоришь о каком-то надуманном оскорблении, случившемся бог весть сколько лет назад. Ты решила, что именно это делает меня повесой, а я считаю, что ты не имеешь ни малейшего представления о том, что такое повеса в действительности.
– Я знаю, – медленно сказала она. – Я знаю, чем вы с Филиппом занимались. Знаю, куда ездили... – У нее перехватило дыхание; ей не хотелось сейчас говорить о Филиппе.
Джулиан долго молчал.
– Искренне надеюсь, что ты знаешь далеко не все, – пробормотал он.
Она тоже на это надеялась.
– Но это ничего не меняет, – сказал он, и гравий заскрипел у него под ногами, когда он направился к ней. Подойдя почти вплотную, он сжал ее руку. – Это, конечно, не меняет того, что я не могу не думать о тебе, – сказал он, потянувшись и прижав пальцы к ее виску. – Когда солнце встает, я думаю о тебе. Солнце садится, я думаю о тебе, каждое мгновение я думаю о тебе.
И хотя его слова были до смешного сентиментальны, они заставили ее сердце забиться быстрее. Его пальцы перебирали прядь выбившихся волос, потом заскользили по ее шее на плечо, ласково поглаживая кожу.
– Стоит тебе появиться, как весь мир перестает для меня существовать. Я думаю о том, что ты будешь чувствовать в моих объятиях или лежа подо мной, – тихо добавил он. – Думаю о том, как замечательно было бы проникнуть в твое лоно, а твое тело обволакивало бы меня.
Клодия была близка к обмороку.
– Я тебе не верю.
Он ничего не сказал, лишь обжег ее жарким взглядом. Его рука обхватила ее затылок, и он привлек ее к себе. Он собирается поцеловать ее и снова заставить терзаться желанием. Она не хочет этого... Нет, хочет, каждой клеточкой своего тела, его поцелуй необходим ей как воздух.
– Боишься поверить, – мягко произнес он и, обхватив свободной рукой за талию, прижал ее к себе. Проведя пальцем по ее губам, он шепнул: – Ты боишься меня.
Да, она боялась. Боялась темного блеска его глаз, чувственного изгиба губ. Боялась нашептанных им слов, которые завораживали. Джулиан снова провел пальцем по ее губам, и, словно во сне, она смотрела, как приближается его лицо. Дрожь охватила все тело, когда его губы мягко коснулись ее рта. Ее веки затрепетали и опустились, и в эту минуту она словно увидела себя со стороны, как будто кто-то другой чувствовал нежное прикосновение его губ и языка.