Безжалостный Орфей
Шрифт:
— Машенька была записана на пятое февраля, а Зиночка — на шестое.
— Они не пришли. Не откажете им от салона?
Жос покорно улыбнулся:
— Барышням надо прощать маленькие капризы. Иначе они уйдут к другому мастеру.
— Что бы сказали об их прическах?
— Это нельзя назвать прической, молодой человек. Они всего лишь распустили и разгладили волосы.
— Какие у вас интересные щипцы! — сказал Родион с неподражаемой наивностью. — Для чего они?
«Полиция, полиция, когда же
— Эти щипцы предназначены для горячей завивки. Иначе называемые марсельскими, по имени их изобретателя, господина Марселя, если вам угодно.
— Кстати, вам привет от Ильи Ильича.
— От Давоса?! — Господин парикмахер источал ровную душевную теплоту. — Как это мило. Мы так давно не виделись. И от меня ему большой поклон.
Семен Иванович выразительно посмотрел на маятник. Украдено столько бесценных минут утреннего покоя.
— Господин Ванзаров, если ничем более не могу быть полезен вам…
— Вы дружили с семейством Монфлери?
Вопрос был столь неожиданным, что Жос потерял на мгновение отточенное добродушие. Хуже того: растерялся и не знал, что ответить сразу. Замешательство не продлилось долго.
— Это было слишком давно, — сказал он.
— Меня интересует трагедия, что произошла в их семействе.
Таких моментов Семен Иванович старательно избегал. Ужасно, когда в упроченный мирок врывается необузданная сила. Потом долго и трудно приходишь в себя. Неприятно, как расческа с чужими волосами.
— К сожалению, ничем не смогу вам помочь.
— Не помните, что случилось?
— Прошло больше двадцати лет. Прошлое для меня в тумане. И я не хочу его ворошить.
— Как странно. Трагические происшествия помнят куда отчетливее радостных. Плохое не забывается.
— Ко мне это не относится.
— Как звали господина Монфлери, вы помните?
Семен Иванович поколебался, но ответил:
— Жан.
— А его супругу?
— Кажется… Ядвига или Зося.
— Какая у нее была девичья фамилия?
— Что-то польское. Она из поляков.
— Для меня исключительная загадка: что же могло случиться в благополучном семействе такого, о чем выне хотите вспоминать?
Гость становился несносным. Семен Иванович сдерживался от негодования, что случалось крайне редко. Его спокойствие подверглось серьезному испытанию. Он медленно закрыл глаза, чтобы оградить себя от неприятностей, и ответил:
— Это было так давно, что деталей я не помню.
— А в целом?
— Они… погибли.
— Муж и жена?
— Прошу вас, оставим эту тему.
— Можно сделать вывод, что они трагически погибли?
— Если вам угодно.
— Что стало с детьми?
— Были отданы на воспитание родственникам.
— Вы с ним общаетесь?
— Я бы с удовольствием. Огюст сторонится. Быть может, не хочет напоминаний о прошлом в моем лице. Это все, что я могу вам сказать.
— А что стало с другими детьми?
— Гражина вышла замуж и уехала в Варшаву. Про судьбу младшего мне ничего не известно.
— Но имя наверняка не забыли.
— Кажется… Теодор.
— Для чего используете хлороформ?
Господин Жос терпеливо улыбался:
— Я не использую хлороформ, с чего вы взяли?
— Но как-то же он применяется в парикмахерском искусстве.
— Раньше кое-кто чистил ножницы, но от этого быстро отказались. Есть куда более простые и безопасные средства. Чтобы голова не болела потом.
Гладкий старичок оказался на удивление твердым. Куда прочнее преданий семейства Монфлери. Следовало с ним повозиться подольше, но Родиона манила занятная вещица на стене. Просить ее бесполезно. Старик упрется и не отдаст. Из жадности или вредности. Очень вредный старикашка, в сущности.
Ванзаров оглянулся в тревоге:
— Вы только посмотрите, что делается! Семен Иванович, хулиганы вашу вывеску ломают, зовите городового.
С неожиданной прытью Жос побежал к дверям и высунулся. Вывеска мирно и чисто сверкала на всю улицу. И никаких разбойников. Кажется, сегодня его терпению досталось редкое испытание.
Семен Иванович собрался высказать гневное замечание и вообще намекнуть, что подобные шуточки недостойны полиции, но молодой человек смотрел глубоко наивными глазами:
— Ой, простите, мне показалось, что безобразие совершают.
Он наговорил вежливых глупостей, быстро попрощался и выскочил из салона. На полу осталась черная лужица. Семен Иванович печально вздохнул и осмотрелся. Оказалось, что его маленький и уютный мирок пострадал куда больше. На стене, где висели портреты дам в модных прическах, зияло пустое место. Одной фотографии не хватало. Жос испугался не того, что пропал старый снимок. Тревожило, что исчез именно этот снимок.
* * *
Затерявшись в толпе Невского проспекта, Ванзаров извлек краденое. На него смотрела молодая женщина с чуть пухловатыми щеками, неброской красоты, но гордого и независимого вида. На черно-белом портрете не узнать живой цвет волос. Скорее всего — темненькая, брюнетка. Причесана просто, волосы завернуты в тугой локон, который прилегал к голове свернутым крылом. Никаких украшений, даже серег нет. Платье строгое, с высоким воротом, закрывающим горло. Снимок сделан в 1875 году, судя по надписи. Мутность старой фотографии не мешала разглядеть много интересного в ее лице.