Безжалостный
Шрифт:
Вместо этого схватился за спинку дивана, за которым стоял, и потянул на себя, перевернул диван, растянулся на полу, рядом с Пенни, которая, так резко разбуженная, соскользнула по спинке дивана на пол. Теперь поставленное на попа сиденье укрывало нас от стрелка.
– Стреляют, – предупредил я, и она уже все поняла, когда с моих губ срывался второй слог.
Я посмотрел на Майло, который сидел на полу у кофейного столика, в каких-то двенадцати футах от нас, увидел, что он валится на бок. На мгновение подумал, что он ранен, но отсутствие хлещущей крови говорило за то, что пуля прошла мимо.
Мальчик еще не улегся на пол, как послышался второй «чпок», и тут же, с куда более сильным грохотом, стоящий на кофейном столике ноутбук разлетелся вдребезги.
Глава 27
Я не могу вспомнить, дышал ли, как марафонец, или затаил дыхание, прибавил мне ясности ума вид Майло, находившегося в смертельной опасности, или, наоборот, с головой у меня стало совсем плохо. Я знал, страх, пусть и имел место быть, отошел на второй, а то и на третий план под напором более сильной эмоции, назовем ее ужасом. Невозможной казалась даже мысль о том, что Майло могут убить. Отчаяние захлестывало, а в такой ситуации даже самый осторожный человек теряет голову и становится безрассудным. В критической ситуации и разум, и сердце требуют действия, но ошибочно принятое решение может принести даже больше вреда, чем бездействие, вот мне и потребовалось сжать волю в кулак, чтобы заставить себя сделать паузу и подумать.
Мы находились на первом этаже, и стрелок никак не мог видеть пол гостиной под углом, расположившись выше нас. Он мог стрелять из внутреннего дворика, с пирса, с волнолома, с верхней палубы одного из судов, стоявших на якоре.
Распростершись на ковре, Майло все равно оставался целью, пусть попасть в него и стало сложнее.
Он лежал с закрытыми глазами, лицо напряглось, словно он сосредоточился на стрелке, мысленно пытаясь забросить его куда-нибудь подальше. Более не играл роли тот факт, что эмоционально и интеллектуально он оставил ровесников далеко позади. Наш маленький вундеркинд превратился в перепуганного шестилетку.
Лесси я не видел. Может, она ретировалась в стенной шкаф у плазменного телевизора.
Во внутреннем дворике никакая мебель не стояла. Обзор стрелку загораживали лишь тонкие стволы четырех пальм.
Если б Майло укрылся за мебелью, попасть в него стало бы еще труднее. Но полной безопасности ему это не гарантировало.
Хотя нас с Пенни закрывало от окна сиденье перевернутого дивана, такая защита не казалась мне очень уж надежной.
Стрелок знал, где мы прячемся. Диванное сиденье не могло остановить, возможно, не могло даже замедлить пулю при стрельбе патронами большой мощности. Если бы он быстро выпустил по дивану всю обойму, то наверняка попал бы в одного из нас, а то и в обоих.
Третий выстрел, пробитое стекло и треск дерева: пуля попала в кофейный столик, несколькими дюймами выше нашего распростертого на ковре сына. Щепки посыпались ему на голову и спину.
Кляня стрелка, Пенни поползла к Майло.
Схватив ее за щиколотку, я предупредил, что нельзя показываться из-за дивана, пусть он и являет собой столь ненадежное укрытие. Она попыталась вырваться, но я держал ее крепко, по-прежнему пытаясь найти оптимальное решение.
Мне хотелось броситься к Майло, защитить его или перенести в более безопасное место, но, если бы меня или Пенни убили, шансы Майло на выживание только бы уменьшились.
Оставаясь на полу, он ползком мог укрыться за мебелью, а потом тем же способом добраться до коридора, где стрелок уже не сумел бы его достать.
Мне требовалось привлечь его внимание, но кричать не хотелось, из опасения, что он, уже испуганный, от неожиданности поднимет голову.
Внезапно появилась Лесси. Подбежала к мальчику, встала над ним. Даже при таких обстоятельствах не гавкнула, но начала лизать левое ухо своего юного хозяина.
Майло открыл глаза, увидел Лесси, приподнялся, чтобы уложить ее на пол, вывести из-под огня.
– Нет! – Пенни вырвала ногу из моих пальцев и поползла к Майло, с твердым намерением перетащить его в безопасное место, но и сама стала удобной мишенью, буквально напрашиваясь на выстрел.
Глава 28
Пенни поначалу ползла на руках и коленях, но приподнялась, едва покинув наше ненадежное укрытие, с намерением побыстрее закрыть Майло своим телом и принять на себя предназначенную ему пулю.
На мгновение я замер.
Каждый из нас – совокупность жизненных впечатлений, не во фрейдистском смысле (мы все – их жертвы), но в том, что мы ориентируемся на пережитое, как на главный источник мудрости, если, конечно, не заблуждаемся и не живем на основе идеологии, отрицающей реальность. В переломные моменты жизни человек в здравом уме всегда полагается на уроки, полученные в прошлом.
Среди прочего мое прошлое научило меня, что сам факт моего существования – причина для изумления и признания чуда, что мы должны постоянно радоваться жизни, не зная, сколько еще нам отпущено, что вера – противоядие отчаянию, а смех – музыка веры.
Но не все уроки прошлого следует заучивать. Один эпизод моего детства показал мне, что злость всегда следует разбавлять, если не заливать юмором, и я не делал разницы между недостойной злостью и злостью праведной. Злость – мать насилия, это я знал, но не позволял себе полагать гнев (когда он – продукт чистого негодования и не замаран идеологией) отцом справедливости и необходимым ответом злу.
Странное дело, осознание этого давало о себе знать в моих книгах, но не в жизни… до появления Ширмана Ваксса.
Монстр в галстуке-бабочке стал не только моим мучителем, но и учителем. Нападением с «Тазером» и уничтожением нашего дома он пробудил во мне ту часть, которая пребывала в моральной коме. А уж выстрелы в Майло обучили меня тому, что я уже знал как писатель: гнев может вести и к решительным действиям, и к насилию.
Будь у меня оружие, я бы вышел из дома, чтобы найти того, кто стрелял сейчас из винтовки, и постарался бы убить Ваксса, прежде чем он застрелил бы меня.
Но безоружному мне не оставалось ничего другого, как поддаться желанию действовать, которое распирало мои разум и сердце, пусть действия эти и граничили с безумием. Я не мог защитить свою семью, руководствуясь здравомыслием, вот и приходилось идти на иррациональные поступки.
Как только Пенни, согнувшись, покинула укрытие, чтобы добраться до Майло, я выпрямился в полный рост, превратив себя в еще более удобную мишень. Рванул через комнату к боковой стене, у которой стоял плазменный телевизор.