Безжалостный
Шрифт:
– Сообщу, – пообещал я. – Первым делом.
Утром она собиралась купить одноразовый мобильник и себе, потом позвонить и продиктовать нам номер. Мы принимали меры предосторожности, обычные для революционной ячейки.
Мы полюбили Вивьен с того самого дня, как познакомились с ней, но Пенни, Майло и я очень уж растрогались при расставании.
Задним ходом я выехал из гаража, потом тут же вернулся, опустил стекло.
– Мы хотели бы забрать Лесси.
Вивьен посмотрела на собаку, которую по-прежнему держала на руках.
– Ох, извините, – и, воспользовавшись необходимостью посадить Лесси на заднее сиденье к Майло, добавила: – Может, какое-то время тебе не надо быть таким блаженным, Кабби. И побудь просто оптимистом. Ожидай худшего и готовься к тому, чтобы встретить его во всеоружии.
Я кивнул, поднял стекло, вновь включил заднюю передачу, нажал на педаль газа.
Оставаясь в гараже, Вивьен махала нам рукой, пока мы не скрылись из виду.
Глава 35
Когда мы вернулись в церковь Святого Гаэтано, вечерняя служба уже с час как закончилась.
Я тревожился, что даже так рано, в половине восьмого, церковь могли запереть на ночь. Счастливые дни, когда храмы оставляли открытыми круглые сутки, не боясь появления вандалов, канули в Лету вместе с расклешенными синими джинсами, рубашками тай-дай [18] и психоделическими шляпами.
Я высадил Пенни у центрального входа. Дождь внезапно усилился, когда она поднималась по ступенькам. Дернула дверь. Открыто.
18
Рубашка (футболка, занавеска) тай-дай – выкрашенная, особым образом завязанная узлами, а потом вываренная. Пользовалась огромной популярностью среди хиппи.
Пенни вошла в церковь, а я подъехал к двери черного хода. Двигатель выключать не стал. Вышел из автомобиля, поднял заднюю дверцу.
Дверь ризницы открылась. Пенни подперла ее чемоданом.
Я вошел.
– Кто-то есть в кладовой под хорами, – предупредила она. – Дверь туда открыта. Наверное, отец Том.
Моя записка лежала на прежнем месте. На пару с Пенни мы быстренько перетащили наши пожитки из чулана в багажное отделение «Маунтинера».
Я совершенно не возражал против того, чтобы избежать встречи с отцом Томом. Не хотел подвергать его опасности, но также не хотел полчаса рассказывать о том аде, с которым иной раз приходится сталкиваться на земле. И какую бы историю я ему ни поведал, обязательно пришлось бы кое-что опустить, а то и по большей части лгать. А лгать священнику совершенно не хотелось, тем более что, по моим расчетам, мне уже полагались 704 года в чистилище.
Когда все сумки и чемоданы перекочевали в багажное отделение, я решил не испытывать удачу, вытирая с пола накапавшую с плащей воду, как поступил в прошлый раз. Закрыл дверь, и мы уехали.
Направлялись мы в Бум-Мир, так назывался участок земли, принадлежащий Гримбальду и Клотильде, и от церкви путь наш лежал мимо «Беддлингтон-Променад», темного и заброшенного торгового центра, на автомобильной стоянке которого мы бросили наш «Эксплорер».
Проезжая мимо, мы без труда разглядели наш внедорожник, стоявший под ветвями засохших деревьев. Его освещали фары черного «Кадиллака Эскалада».
– Разве ты не говорил мне, что Ваксс ездит на черном…
– Да, – ответил я.
– Не привлекай внимания. Не сбавляй скорость.
– Я не сбавляю.
– Не ускоряйся.
– Я не ускоряюсь.
– Ни во что не врежься.
– Как насчет красной «Хонды»?
– Какой красной «Хонды»?
– Которая едет по соседней полосе.
– А что с ней?
– Могу я в нее врезаться?
– Не своди меня с ума, Кабби.
– Не быть блаженной душой труднее, чем я думал.
– Ты считаешь, что он нас увидел? – обеспокоилась Пенни.
– Никогда. Он не знает, на чем мы едем. Плюс дождь. И много машин. Мы – одна из рыб в косяке.
Зазвонил мой мобильник – не одноразовый.
Думая о Джоне Клитрау, ведя внедорожник одной рукой, рискуя инициировать автомобильную аварию, по количеству столкнувшихся автомобилей достойную упоминания в Книге Гиннесса, я достал мобильник из кармана и ответил на звонок.
– Писака, – голос Ширмана Ваксса.
– Обидчивый сноб, – услышал я собственный голос.
– Кто это? – в некотором недоумении переспросил он.
– А как, по-твоему, погавка?
– Считаешь себя умным и красивым?
– Если на то пошло, у меня уродливые стопы.
– Я уже нашел твой внедорожник. Скоро найду тебя.
– Давай завтра встретимся за ленчем.
– И я вырежу бьющееся сердце твоего сына.
На это у меня не нашлось хлесткой ремарки.
– Я скормлю его сердце, еще капающее кровью, твоей жене.
– С синтаксисом у тебя нелады, – промямлил я.
– А потом у тебя на глазах вырежу ее сердце.
Вновь я не нашелся с ответом.
– И скормлю его тебе.
Он оборвал связь.
Я вернул мобильник в карман. Ехал осторожно, радуясь тому, что могу крепко сжимать руль обеими руками. Иначе они бы тряслись. Какое-то время спустя искоса посмотрел на Пенни.
Насколько я мог сказать, никогда раньше белки ее глаз не казались такими большими. Они окружали синие радужки со всех сторон.
– Обидчивый сноб? Это был он?
– По голосу – похоже.
– Он нас видел. Знает, что мы проезжали мимо.
– Нет. Это чистая случайность.
– Тогда почему он позвонил?
– Обычные угрозы от психопата-убийцы.
– Обычные?
– Ты понимаешь… что… что он с нами сделает.
– И что он с нами сделает? – после паузы спросила Пенни.
Я закатил глаза, чтобы напомнить о Майло на заднем сиденьи.
– Дамбо, Десперо, Пистакио.
– Подумаешь, – отозвался из-за моей спины Майло.
– Хорошо, хорошо. Он говорит, что вырежет твое сердце и скормит твоей матери. Вы рады, что узнали об этом? Так?