Безжалостный
Шрифт:
– Не волнуйся, Майло. – Пенни повернулась к мальчику. – Я его есть не стану ни при каких обстоятельствах.
– Этот тип больной на всю голову.
Лесси, соглашаясь, зарычала.
Несколько кварталов мы проехали молча.
На некоторых перекрестках вода переполняла сливные канавы и заливала асфальт. Машины, идущие впереди, словно отращивали белые крылья, собираясь взлететь к облакам.
– Не все можно воспринимать как шутку, Кабби, – наконец подала голос Пенни.
– Я знаю.
– Мы попали в серьезную передрягу.
– Знаю.
– Но должна отметить…
– Что? – спросил я, когда пауза слишком уж затянулась.
Она рассмеялась.
– Обидчивый сноб.
– А что? Он вновь обозвал меня писакой.
– Он не только психопат-убийца, но еще и грубиян.
– Вот именно, – согласился я. – Я бы хотел встретиться с его матерью.
– И что ты сказал бы его матери?
– Я бы строго ее отчитал за плохое воспитание сына.
– Наш Майло никогда не грубит, – заявила Пенни.
– Потому что он должным образом воспитан.
– И только один его эксперимент закончился взрывом, – продолжила Пенни.
– Это дала о себе знать наследственность. У него же гены Бумов.
– Вот так-то лучше, – прокомментировал Майло.
– Что лучше? – спросил я.
– Вы сейчас… такие, как надо.
– И какие же?
– Не молчите в испуге. Мне это нравится.
Мне это тоже нравилось, и когда я улыбнулся Пенни, она улыбнулась в ответ.
Наверное, мы бы не улыбались, если бы знали, что одного из нас застрелят и жизнь уже никогда не будет прежней.
Глава 36
В восточной части округа Орандж много каньонов. Койотов, рысей, кугуаров и оленей в них больше, чем людей. Изрезавшие предгорья Санта-Аны, эти каньоны (некоторые – те же овраги, другие пошире) заросли деревьями и кустарником, являя собой прибежище для людей, которым не нравится жизнь в городах и пригородах, а также различных эксцентриков.
Покрытие узкой дороги, петляющей по склону, крошилось, словно построили ее на закате гибнущей цивилизации. Кроны гигантских калифорнийских дубов нависали над головой, стволы и ветви чернели в свете фар нашего внедорожника.
Дома отстояли далеко друг от друга даже на начальном, самом близком к цивилизации участке дороги. И расстояние между ними все увеличивалось по мере того, как мы все глубже забирались в каньон. Его название я по причинам, которые скоро станут очевидными, не назову.
С удалением от цивилизованного мира менялось восприятие. Склоны, казалось, становились круче, скалы так и грозили обрушиться на нас. И лес подступал к самой обочине, листва агрессивно шумела, будто мы миновали невидимую мембрану, оставив позади мирную природу и попав в некое место, где что-то злобное жило в кромешной тьме и теперь вот наблюдало за нами, дожидаясь удобного момента, чтобы сожрать нас.
Когда я видел среди деревьев освещенные окна, они уже не звали к себе, приглашая в гости уставших путников. Наоборот, отталкивали, советовали держаться подальше, словно в лесу стояли не дома, а скотобойни, храмы пыток, и яростно пылали печи, где плавили металл, чтобы отлить статуи чужих богов.
Двухполосное асфальтированное шоссе уходило дальше, но мы свернули на более узкую дорогу с щебеночным покрытием, которая, проплутав по лесу несколько миль, вновь выводила на асфальт. Дорогу эту, которая забиралась вверх по склону, использовали главным образом сотрудники департамента охраны лесов.
Мокрые сорняки хлестали по бортам «Маунтинера», и какое-то субтропическое растение с бледными листьями, большими, как руки, ощупало своими многочисленными ладонями боковое стекло со стороны пассажирского сиденья.
Проехав некоторое расстояние, по причинам, которые скоро станут очевидными, уточнять не буду, мы поравнялись с придорожной площадкой, где я и припарковался. Когда выключил двигатель и освещение, темнота стала кромешной, словно мы находились в доме без единого окна. Только барабанящий дождь доказывал, что мы по-прежнему под открытым небом.
Дом Бумов стоял фасадом к асфальтовому шоссе, с которого мы свернули. Но мы не собирались входить в него через парадную дверь.
– Нас съедят живьем, если мы попытаемся выйти из машины, – предрек Майло.
– Ни один кугуар не нападет на группу людей, – заверила его Пенни. – Они выслеживают дичь, которая размерами меньше их, и одиночек.
– Лесси и я – меньше, – напомнил Майло, и собака заскулила.
– Но вы не в одиночестве, – возразил я.
Майло не любил дикую природу. Он предпочитал цивилизацию со всеми ее благами, несмотря на свойственные ей выбросы углекислого газа.
Подняв капюшоны, вооруженные двумя фонариками, мы вышли в дождь, и я запер «Маунтинер».
Покинув щебеночную дорогу, мы углубились в лес, прокладывая путь по мокрой траве среди деревьев. Добрались до торчащих из травы скал. Около них, в зарослях папоротника, лежали несколько камней уникальной формы, каждый из которых весил 4,4 фунта. Но только один из них служил ключом.
Я принес камень к скалам и в свете фонаря положил на то самое место, которое указала Пенни. Мы отступили на шаг-другой, потому что каменная дверь не шевельнулась бы, если положенный на нее вес отличался бы от требуемого. Через несколько мгновений горизонтальный участок торчащей из травы скалы поднялся, поворачиваясь на невидимых шарнирах, отбросил камень-ключ и встал на попа, открыв потайной люк.
Хотя скалы казались естественными, создали их люди. Тридцатью восемью годами раньше Гримбальд, его загадочный отец, его уникальная мать, его необычный брат Ленни, его отличающийся от других брат Лэнни, его вызывающий интерес брат Лонни, его незаурядная сестра Лола и его очень странный дядя Бэшир присоединились к Клотильде и семи членам ее выдающейся семьи, чтобы построить дом, который мог послужить и убежищем в случае конца света. Такой вот свадебный подарок решили они преподнести Гримбальду и Клотильде.