Безжалостный
Шрифт:
Устыдившись того, что Майло так легко распознал кипевшую во мне злость, которая и подвигла его на разговоры о мести, я вышел из-за стула, шагнул к столу, мышкой убрал с экрана энциклопедию.
– В мести хорошего мало, Майло. – Я выключил компьютер. – А кроме того, мистер Ваксс делает всего лишь то, за что ему платят.
– И за что ему платят?
– Его дело – прочитать книгу и сообщить своим читателям, понравилась она ему или нет.
– Его читатели сами не могут прочитать книгу?
– Могут, но люди они занятые, книг выходит много, вот они и доверяют его мнению.
– А почему они доверяют его мнению?
– Понятия не имею.
На моем столе зазвонил телефон. Третья линия.
Сняв трубку и ответив, я услышал голос моего литературного агента.
– Рецензия Ваксса. Это круто. Ты своего добился, Кабстер.
– Что значит, добился? Хад, он меня выпорол.
Майло закатил глаза и прошептал Лесси:
– Это гудельник.
Хад не понимает детей, вот и думает, что они от него в восторге, когда он щиплет их за нос (уши, подбородок) и при этом имитирует паровозный гудок.
– Неважно, – отмахнулся Хад. – Это рецензия Ваксса. Ты своего добился. Он воспринимает тебя серьезно. Это большой успех.
Нарушая присущее ей молчание, Лесси глухо зарычала, глядя на трубку в моей руке.
– Хад, судя по всему, он даже не прочитал книгу.
– Неважно. Это статус. Статус продается. Теперь ты – автор Ваксса. Это прорыв.
Хотя Хад прикидывается, будто читает каждый мой роман, я знаю, что он не открывал ни одного. Хвалит их, не упоминая ни сюжета, ни персонажей.
Иногда он наобум вытаскивает страницу из рукописи и начинает восторгаться предложением или абзацем. Зачитывает их вслух по телефону, будто моя проза может зазвучать свежее и ярче в обрамлении его комплиментов. Да только голосом он ближе не к актеру шекспировского театра, а к аукционисту, продающему крупный рогатый скот.
– Автор Ваксса! Горжусь тобой, Кабмен. Сегодня празднуем. Ты это заслужил.
– Нечего тут праздновать, Хад.
– Возьми бутылку хорошего вина. За мой счет. Сохрани чек. Я оплачу.
– Даже Лесси думает, что эта рецензия требует мести, а не празднества.
– Бутылку за сто долларов. Или за восемьдесят. Хорошее вино можно купить и за шестьдесят. Подожди. Ты сказал, мести?
– Сказал Майло, а Лесси согласилась. Я объяснил, что идея эта не из лучших.
– Не реагируй на Ваксса.
– Не буду.
– Не реагируй, Кабмен.
– Не буду. Я же сказал, не буду.
– Плохое решение. Очень плохое.
– Я уже от него отказался.
Майло включил компьютер и вернулся в Гугл-Землю, к аэрофотоснимку дома критика.
Сидя на моем стуле, наклонившись вперед, Лесси принюхивалась, словно даже с экрана могла уловить дьявольский запах Ваксса.
– Мысли позитивно, – наставлял меня Хад Джеклайт. – Теперь ты – автор Ваксса. Ты – состоявшийся литератор.
– Я потрясен.
– Огромный шаг вперед. Ты навеки автор Ваксса.
– Навеки?
– С этого самого момента. Он будет рецензировать каждую твою книгу. Ты привлек его взгляд. Теперь вы повязаны.
– Навеки – это так долго.
– Другие писатели готовы ради такого убить. Это признание. На самом высоком уровне.
– Я за это убивать бы не стал, – заверил я Хада.
– Потому что ты уже всего добился. Какой день! Автор Ваксса. Мой клиент. Как же хорошо! Лучше метамуцила.
Упоминание слабительного не было шуткой. Чувство юмора у Хада Джеклайта отсутствовало напрочь.
Занудный, не знающий угрызений совести, практически не читающий книг, Хад последние два десятилетия – самый успешный литературный агент этой страны. И вышесказанное в большей степени характеризует не Хада, а издательский бизнес.
– Автор Ваксса, – в который уж раз повторил Хад. – Невероятно. Потрясающе. Сукин. Ты. Сын.
– Сейчас ноябрь, – сухо ответил я, – а на душе у меня весна.
Прежде чем мы с Пенни уехали в ресторан «Рокси», мне позвонили мой издатель, издатель моих аудиокниг, агент по экранизации моих романов и трое друзей. Речь шла о рецензии Вакса. Все, пусть разными словами, повторили совет Пенни: «Плюнь и разотри».
– Видела рецензию, Кабби, – с порога сообщила мне Вивьен Норби, которая оставалась с Майло, когда мы куда-нибудь уходили. – Он – невежественный болван. Не обращай на него внимания.
– Я уже плюнул и растер, – заверил я ее.
– Если хочешь, чтобы я посидела с ним и поговорила, только попроси.
Идея мне глянулась.
– И что ты ему скажешь?
– То же самое, что говорю каждому ребенку, который слишком высокого мнения о себе. Я изложу ему правила пристойного поведения в обществе и ясно дам понять, что знаю, как добиться их выполнения.
Пятидесяти с небольшим лет, плотная, но не толстая, со стальными глазами и добрым сердцем, Вивьен уверенностью не уступала гризли, но при этом оставалась женственной. Ее муж, бывший морской пехотинец и полицейский, ныне покойный, так и не смог победить ее в армрестлинге.
Как обычно, она пришла в розовом: розовые кроссовки с желтыми шнурками, розовая юбка, розово-кремовый свитер. И в сережках: серебряные котята забирались по серебряным цепочкам.
– Я уверен, ты убедишь его покаяться.
– Ты только дай мне адрес.
– Я бы дал… да только я выбросил написанное им из головы. Плюнул и растер, – повторил я.
– Если передумаешь, сразу звони.
Закрыв за собой дверь, она взяла меня за руку, словно это был ее дом, и, как гостя, повела из прихожей в гостиную. С расправленными плечами, выпятив внушительную грудь, Вивьен напоминала ледокол, сокрушающий ледовые поля Арктики.