Безжалостный
Шрифт:
Низкое, глухое рычание за спиной заставило мгновенно (и иррационально) вспомнить уродливое лицо человека с картины Генри Кейсеса, но, обернувшись в тревоге, я обнаружил на заднем сиденье только нашу Лесси.
Я улыбнулся, сказал: «Хорошая девочка», – и вновь сосредоточился на дороге, прежде чем до меня дошло: появление Лесси на заднем сиденье столь же удивительно, как появление там монстра из «Мазерати».
Всего лишь двумя минутами ранее я опустил собаку в багажник седана. И захлопнул крышку.
Конечно, мне могло только привидеться ее невозможное освобождение. Я вновь обернулся. Лесси мне улыбнулась.
Я так сильно подорвал доверие к собственным органам чувств, что пятью секундами позже, решив еще раз проверить присутствие собаки на заднем сиденье, я чуть наклонил зеркало заднего обзора, ожидая, что плод моего воображения в нем не отразится. Лесси чуть склонила голову, безмятежно глядя на меня.
Она не выпрыгнула из багажника перед тем, как я захлопнул крышку. Я мог поклясться в этом своей жизнью.
За моей спиной Лесси вновь глухо зарычала.
В шесть лет меня спасло чудо, вот я и сделал два вывода. Первый: отказ принять этот феномен как реальность – циничный скептицизм, недостойный меня. Второй: юному Майло придется кое-что объяснять.
Суша так быстро гнала туман к океану, что я уже мог видеть гораздо дальше, чем на площадке у шоссе.
В низине, в которую я спускался, слева от шоссе фары подсветили редеющий туман, и с узкой проселочной дороги на асфальт выехал внедорожник. Он начал подниматься по склону мне навстречу. Когда он приблизился, я понял, что это «Эксплорер».
Понятное дело, водитель заинтересовался мною. Он ехал все ближе к разделительной линии, в итоге даже залез на пару дюймов на мою полосу движения.
Подозревая, что в команде Ваксса существуют некие протоколы, необходимые для того, чтобы при встрече агенты могли узнавать друг друга, я тоже держался рядом с разделительной линией, снизил скорость, опустил стекло водительской дверцы.
В нижнем углу ветрового стекла «Эксплорера», на стороне водителя, я заметил квадратную наклейку, размерами, похоже, не отличающуюся от той, что украшала ветровое стекло моего седана, но разглядеть, что на ней, поначалу я не смог. А вот когда мы совсем сблизились, увидел красный трискелион, три сжатых в кулак руки, образующие руль.
Водитель «Эксплорера» тоже опустил стекло в своей дверце и, когда мы проезжали мимо друг друга, поднял левую руку с оттопыренным вверх большим пальцем.
Его голова-чурбан очень даже подходила для того, чтобы разбивать об нее доски на соревнованиях десантников, а мощные челюсти говорили о том, что вытаскивать гвозди зубами для него – сущий пустяк. Добавьте к этому нос боксера, пропускавшего слишком много ударов, и глаза гремучей змеи. Второй мужчина, развалившийся на пассажирском сиденье, не так уж отличался от водителя.
После короткого колебания левой рукой я повторил жест водителя «Эксплорера» и, когда мы разъехались, облегченно вздохнул, добавил скорости и поднял стекло.
Глянув в боковое зеркало, подумал, что «Эксплорер» остановился посреди дороги.
Изменив наклон зеркала заднего обзора, чтобы направить его на заднее окно, я убедился, что Чурбан действительно полностью остановил внедорожник. А потом включил левый поворотник, развернулся и поехал следом за мной.
Что в моем поведении показалось ему подозрительным? Может, не следовало мне поднимать левую руку с оттопыренным пальцем, может, он ждал, что я сложу в кольцо большой и указательный палец, помашу мизинцем или выставлю вверх средний палец?
Я старался изо всех сил, чтобы не впасть в ступор от злобности обожателей этого красного трискелиона, я пытался как-то реагировать на их безумие, но они не имели права ожидать, что я буду играть в их игру в соответствии с каким-то сводом телодвижений, жестов, рукопожатий.
Поскольку я прибавил скорость, а они остановились, чтобы сообразить, почему я не ответил на оттопыренный палец левой руки птичьим свистом, расстояние между нами составило сто ярдов. Теперь же оно начало быстро сокращаться.
Если б я попытался удрать, они бы поняли, что я – не из тех, кто поклоняется установленному в их дурдоме алтарю, и тогда мне не удастся миновать блокпост живым.
Пистолет у меня был, так что я мог дать им бой, но с двумя я бы точно не справился и никак не мог выпустить из багажника Пенни Оукли, чтобы она помогла мне защитить наш маленький кусочек американской мечты.
Несмотря на мой знаменитый оптимизм, я осознал, что шансов у нас нет. Рычание Лесси на заднем сиденье вроде бы подтверждало мой вывод, и я услышал, как вновь и вновь повторяю ругательный синоним слова «какашки».
Водитель «Эксплорера» сократил разделяющее нас расстояние до пятидесяти ярдов, а я все искал подходящую стратегию. Пятьдесят ярдов сжались до сорока… тридцати… двадцати. Десяти.
И тут произошло необъяснимое, но весьма желанное событие.
В зеркале заднего обзора я увидел, как едущий следом «Эксплорер» резко свернул влево, на полосу встречного движения, словно пытался избежать столкновения, скажем, с лосем, хотя ни лося, ни вообще какого-то препятствия на разделяющих нас считаных ярдах не возникло.
Рискуя врезаться в деревья, которые росли у самой дороги, водитель резко затормозил и вывернул руль вправо. Учитывая, что ехал он быстро, когда первый раз внезапно сменил курс, да и находились мы на спуске, этот маневр оказался слишком уж рискованным. «Эксплорер» опасно наклонился на левый борт, пересекая шоссе уже к моей полосе движения.
«Эксплорер» съехал с асфальта именно там, где начиналась насыпь, водитель снова резко взял влево, поехал вдоль склона, левыми колесами по обочине, правыми – по склону, опасно накренившись. Водитель изо всех сил пытался удержать внедорожник на шоссе, ему это удалось, но потом вдруг вновь резко повернул к полосе встречного движения. Создавалось ощущение, что водитель, ранее трезвый, как стеклышко, за какие-то мгновения нализался до чертиков, а может, по какой-то гнусной причине, они перевозили пчелиный улей, и пчелы, внезапно разъярившись, принялись безжалостно жалить Чурбана и его напарника.