Би-боп
Шрифт:
Она останавливается у входа на дебаркадер, солнце мешает ей, она открывает сумку, такую же красную, как и туфли, вынимает черные очки, приучает свое зрение к другим оттенкам воды, возвращается на землю, замечает, но взгляд не останавливает: невысокие блондины ей не нравятся, Поль высокий брюнет, и потом, она думает, что это уже не для ее возраста, но она неправа, она еще очень хороша, даже если пыл ее высокого брюнета ничего не доказывает, ни в чем ее не убеждает, она говорит себе: Я вызываю желание у него за неимением лучшего, но она неправа, затем, не желая мысленно возвращаться, мысленно возвращается к молодому человеку в джинсах, стоящему далеко позади высокой худощавой женщины в сером, исключительно в сером.
Поль, позади, следит за маневрированием
Жанна возвращается. Ой, вид у нее недовольный. Ну, так ты идешь? спрашивает она. Я вижу только две шлюпки, отвечает Поль. Ну и что, говорит Жанна. Ну и ничего, говорит Поль. А сколько людей берет такой теплоход? Информация на стенде сразу при входе.
Они заходят на борт, исчезают в тени. Поль замечает стенд, подходит, подробно читает. Жанна нетерпеливо ждет, повсюду бегают дети. Пойдем сядем вперед, говорит она.
Она делает несколько шагов, осторожно, как бы на ощупь, проверяя, теплоход не шевелится, не двигается, палуба устойчива, затем уверенно идет вперед, Поль за ней следом. Идя по пассажирскому салону, вдоль застекленных окон, он замечает прическу высокой женщины в сером. Он видит ее со спины.
Носовая часть прямо на солнце. Перед флагом несколько рядов кресел. Флаг реет на ветру. Ветер сильный, свежий. Теплоход отходит. Жанна и Поль сидят. Время от времени переговариваются, несколько слов о погоде, хорошая, идеальная, о воде, о теплоходе, приятно, по-детски взволнованы, они оба взволнованы, чуть беспокойны, но все хорошо, им хорошо.
Слева от Жанны пожилая женщина в комбинезоне из легкой ткани, может быть дикого шелка, и зеленых теннисках, ткань красно-оранжевая, очень красиво, обращает лицо к солнцу, подставляет лицо ветру, платиновые пряди хлопают по ее глазам, она как будто улыбается. Жанна смотрит на нее, говоря себе, она и впрямь улыбается. Ведь старая. И еще красивая, говорит себе Жанна.
Справа от Поля португальская пара с ребенком. Отец часто встает, ходит вокруг мадонны с дитем, фотографирует.
Напротив Поля и Жанны две длинные скамьи заняты двумя разлегшимися типами. Светловолосые, молодые, красивые, загорелые, оголенные до трусов, вроде бы англичане, они дремлют, наверняка накануне гуляли. Один сбитый крепыш. Другой женственно утонченный. Поль, разглядывая их, определяет: более женственный — активный. И действительно, утонченный уходит, возвращается с рожком и банкой пива, дает мороженое крепышу, открывает банку пива себе, пьет, утирает усы, ставит банку на скамью, берет фотоаппарат, идет к самому носу теплохода, под флагом разворачивается, фотографирует крепыша, Жанна и Поль в кадре.
Возвратившись и перемотав пленку — оставался еще один кадр, — он убирает фотоаппарат, смотрит на своего приятеля, словно спрашивая себя, красивее тот в жизни или на фотографии, в голой действительности или в трусах через объектив, поскольку испытал потребность позднее увидеть его на слайде, как знать; затем снова ложится, мяукая от удовольствия, под смущенным взглядом женщины в соломенной шляпке типа канотье с цветочками. Поль отмечает, что у двух маленьких девочек такие же шляпки, как и у мамы. Все трое блондинки с голубыми глазами и красивыми зубами. Поль думает о Бергман в ее расцвете. Мать немного на нее похожа. Отец явно скучает. Все время ходит туда-сюда. Возвращается, стоит, склоняется, обменивается двумя-тремя словами со своей женой, сидящей бочком на краешке скамьи, затем смотрит на двух парней. Сейчас он что-нибудь устроит, думает Поль. Жанна смотрит на Поля, словно говоря: Эти двое — это уже чересчур. Поль говорит себе: Это как с неграми, уже ничего не смеешь сказать. А впрочем, ему плевать. Мужу тоже, он опять идет слоняться. Голова крепыша уже почти лежит на коленях его жены. В общем, главная слабина крепыша в том, что он крепыш. А мужа — в том, что он трус. Жена еще растеряннее смотрит на удаляющегося мужа. Гладит по щеке одну дочку, поправляет шляпку другой, ее собственная шляпа слетает. Это должно было произойти, думает Поль. Жанна смеется. Женщина бежит за своей шляпой, ловит ее, возвращается. Не решаясь вновь сесть, стоит со шляпой в руке, смотрит на почти голое тело крепыша. Поль смотрит на смотрящую женщину, затем на узкие трусы крепыша, которые распирает, как от радости от такого прекрасного дня. Но в итоге нет, не происходит ничего. Пойдемте, девочки, говорит она.
Прибытие в Ивуар. В красивой россыпи елей виден замок. Красиво, произносит Жанна, смотри, как красиво, и эти домики, и балкончики с цветами.
Полдвенадцатого.
Теплоход на Лозанну в полдень.
При высадке, в медленно бредущей небольшой толпе, Поль вновь видит прическу женщины в сером, Жанна — светлый ежик молодого человека, который ей безразличен, каждый думая: Хм, снова она, снова он.
Для обеда еще слишком рано. Впрочем, Поль и не голоден, Жанна тоже, и так даже лучше. Будь они голодны, то все равно не успели бы пообедать. Или, правильнее, будь они голодны, все равно не успели бы пообедать. Пройдемся по городу, говорит Жанна.
На церковной площади, под звон колоколов, они издали наблюдают за выходом четы молодоженов, маленький белый конус под руку с высокой меланхоличной чертой. Затем — давай поторопимся! — быстро осматривают виварий. Под мертвым взглядом каймана, который зевает как минимум сто лет, Жанна падает в обморок, Поль отводит ее под вентилятор: Тебе лучше? спрашивает он. Да, отвечает Жанна, даже не знаю, от чего это у меня. Поль думает: От молодоженов или от каймана? Ты ведь не беременна?
В полдень они садятся на теплоход до Лозанны.
В Лозанне для обеда уже слишком поздно. Они оказываются в ужасно дорогой блинной. В счет, надо полагать, включены и воробьи, подлетающие клевать в их тарелках, прелестные птички, с лапками, перышками, клювиками, Жанна в восторге, Поль тоже, но первые пять минут. Раздраженно он поворачивает голову, кажется, узнает женщину в сером, которая сидит на террасе соседнего ресторана. На этот раз ему хочется поговорить об этом с Жанной. Его порыву требуется соучастие Жанны, но Жанна никак не может сговориться с официанткой по поводу обмена швейцарских франков. Она не понимает, что надо еще разделить на четыре. Пятьсот франков за четыре блина и бутылку сидра, кстати нормандского, это все-таки много, говорит Жанна. Поль раздражается.
Полчетвертого.
Обратный рейс в пять часов.
Осмотрим собор, предлагает Жанна. Поль думает: Лучше музей современного искусства, ну да ладно, осмотрим собор. Ты хотя бы знаешь, где он? спрашивает он. На вершине, отвечает Жанна, мы видели с теплохода.
По городу в гору. Жарко. Поль спрашивает дорогу. Это еще выше. Спрашивает еще. Еще выше. Вы пешком? Ну да. Тогда да, еще добрых двадцать минут.
Ах, наконец вершина, какая-то церковь. Увы, это не кафедральный собор. Ну ладно, посетим эту, говорит Поль. Там ремонт, говорит Жанна. И действительно, церковь окружена лесами, по которым карабкаются арабы. Поль наводит справки. Осада длится уже шесть недель. Поль думает о Крестовых походах, о крестоносцах, о полумесяце-круассане, его заносит, уносит в открытое небо. А собор? Надо подняться еще выше. Они поднимаются еще выше.
Поднявшись еще выше, они оказываются на маленькой площади, наполненной музыкой. Поль поражен окопавшейся здесь красотой. Музыка, фонтан посреди площади, лестница вокруг фонтана, все ступени заняты сидящими людьми, которые слушают музыку, некоторые сидят на бордюре, другие стоят, среди них послушники в черном, усатые сероватые лица.
Слушай, говорит Поль, в любом случае уже слишком поздно. Если мы даже его найдем, что, честно говоря, меня бы удивило, то все равно не успеем его осмотреть. Останемся здесь. Отдохнем. Посидим.