"Библиотечка военных приключений-3". Компиляция. Книги 1-26
Шрифт:
Широкий дымовой гриб поднимался над доком все выше, сплошной черно-бурой завесой затягивал понтоны и башни.
Моряки дока не растерялись. Все оказались отлично подготовленными к борьбе с огнем и водой. Все мгновенно разбежались по местам.
«Повреждены и затоплены отсеки шестой и седьмой. Крен на правый борт. Пожар продолжается» — было сказано в переданной по трансляции «вводной».
— Открыть отсеки шестой и седьмой. Аварийной партии приступить к заделке пробоины! — гремел в мегафон голос Агеева.
От горевших дымовых шашек плыли густые клубы душного
Эта ночь была беспокойной не только на рейде.
Перед рассветом на горизонте, со стороны открытого моря, взлетали в небо сизые прожекторные лучи, световые лезвия прорезали забитый облаками край неба, медленно опускались к воде.
Утром сигнальщики с вернувшегося из учебного похода эсминца, сменившись с вахты, выйдя для перекура на пирс, рассказывали друзьям, что увидели в море перед рассветом.
В прибрежной полосе, на траверзе новостроек Электрогорска, они увидели рыбачий бот, крепко взятый в световую вилку прожекторными лучами.
Странно было то, что широкий парус суденышка, на мгновение забелевший в скрестившемся на нем прожекторном свете, вдруг свернулся, исчез — и мотобот на необычайной скорости, резко лавируя, стал вырываться из мчавшегося за ним света.
Мотобот круто уходил в море, за линию наших территориальных вод, и наперерез ему пронеслись мимо эсминца два пограничных катера. Катера, догоняя мотобот, не спускали с него своих ослепительных прожекторных глаз…
Верно, контрабандиста поймали, — сказал сигнальщик, закончив рассказ.
А может, ушел? — усомнился один из слушателей.
От наших пограничников попробуй — уйди!.. А что это у вас за взрыв такой был?
Но спрошенный матрос с ледокола промолчал, раскуривая папироску, и сигнальщик с эсминца не повторил вопроса…
Глава одиннадцатая
НАЧАЛО ПОХОДА
На рассвете зазвонили колокола громкого боя. Моряки вскакивали с коек. Узкий и длинный кубрик, легкое покачивание под ногами, на подволоке — забранные железными сетками яркие лампы…
Крепкий сон подчас лишает ориентации, переносит в былые, опалившие душу дни.
Налет вражеской авиации? Атака подлодки?
Нет, это не боевая тревога. Это аврал. Звонки: длинный — короткий, длинный — короткий… Аврал.
Внутри башни плавучего дока, в кубриках, пахнущих теплым металлом и свежей краской, люди натягивали сапоги и одежду, срывали с вешалок фуражки. Выпрыгивали по трапам на верхнюю палубу, в тусклый и мокрый полусвет утра, занявшегося над шквалистым морем.
И боцман Агеев, быстрее всех одевшийся в каюте старой баржи, опередив водолазов, скользнул по штормтрапу, свисавшему с усеянного закрашенными вмятинами борта. Спрыгнул на палубу дока.
Док двигался в открытом море. Дул порывами настойчивый ветер. Холодный дождь падал не отвесно, а летел прямо в глаза, параллельно пенистым бесконечным волнам. Вечером море было нежно-зеленым,
На вершине доковой башни сигнальщик, прикрыв глаза козырьком ладони, всматривался вперед, читал вспышки на мостике ледокола.
Из-за чего шум? — спросил молодой лейтенант Степанов. Он был в одном кителе, жмурился под бьющим в лицо дождем.
Входим в Зундский пролив! — сказал вахтенный офицер. Ветер хлопал длинными полами его резинового плаща. Вода стекала по надвинутому на лицо капюшону.
Ветер рванул вздувшийся капюшон, сдергивал его с головы. Вахтенный офицер встал спиной к ветру.
— Вам бы лучше шинель надеть, товарищ лейтенант! — сказал вахтенный офицер. — Принят семафор командира экспедиции: «Тросы выбирать, на сто метров подтянуться к ледоколу».
Лейтенант исчез в тамбуре.
Снова работа с тросами! Только вчера, выйдя из огражденной части канала, вытравили буксир с дока на «Прончищев» до трехсот метров, чтобы идти открытым морем. Сейчас, входя в узкости Зунда, при плохой видимости, со шквалистыми дождями, опять укорачивают тросы… Чтобы не сбить навигационного ограждения, избежать возможности столкновения со встречными судами… А потом, при выходе на простор Каттегата, снова травить буксиры… Огромная работа! Надев шинель, лейтенант вновь выбежал наружу.
Вахтенный офицер перегнулся с мегафоном в руках через поручни подвесного моста.
— Мичман, быстрей людей на шпили! Выбирать буксиры!
В руках Агеева тоже был мегафон. Среди уложенных восьмерками тросов и гигантских якорных цепей торопливо двигались моряки. Сбегали вниз и подымались по звонким суставчатым трапам, будто по пожарным лестницам многоэтажного дома.
Наверху завизжали электрошпили. Словно оживая под ударами ветра и дождя, серебристые тросы зашевелились, поползли по палубе, вытягиваясь и сокращаясь.
Молодой матрос Щербаков опасливо ухватился за скользкую, неподатливую сталь. Главный боцман предупреждал не раз: каждый трос — длиной в сотни метров, двенадцать килограммов весит один его метр. Не закрепишь вокруг кнехта выбираемый из воды стальной канат, не наложишь вовремя стопор — и увлекаемый собственной тяжестью трос может рвануться обратно в море, хлестнуть по ногам, перебить кости. Скользя за борт с огромной быстротой, он может унести с собой в море разиню.
— Рукавицы ваши где? — услышал Щербаков оклик Агеева.
Он распрямился. Вот почему так неудобно рукам. Торопясь на палубу по авральным звонкам, совсем забыл о рукавицах.
— Живо наверх! Надеть рукавицы! — скомандовал главный боцман.
Когда Щербаков вернулся, уже все моряки боцманской команды работали по выборке тросов.
— А ну, матросы! — кричал Агеев, и его голос не терялся в визге шпилей и грохоте металла. — Раз-два, взяли! Веселее, мальчики!
Мальчики! В устах главного боцмана это звучало не обидно, а задорно-ободряюще. Но еще больше подбадривал вид самого мичмана, работавшего во главе одной из групп.