"Библиотечка военных приключений-3". Компиляция. Книги 1-26
Шрифт:
Пушков молча одевался. Старшина лежал, закинув за голову руки: свет из люка падал на его немолодое мужественное, белеющее длинным шрамом повыше виска лицо. «А ведь он прав, — с раскаянием подумал Пушков. — Гвардейское звание — его заслужить нужно».
Фролов вышел на палубу «Прончищева». Серый выходной костюм, ботинки как зеркало, чуть сдвинутая на глаза мягкая фетровая шляпа. С юта, из-за надстройки, раздавались голоса, но он, медленно закуривая, стоя у ведущего наверх трапа, не спешил сходить на берег. Сейчас подойдет друг
Фролов ждал, покуривал, вдыхал теплый морской ветерок. Скользил зорким взглядом по людям, толпящимся на пирсе. «Стоят, удивляются на советские корабли. Так и должно быть, порядок!»
А публика, видно, разная. Есть здесь и трудовой народ — ишь какие худые, в заношенной робе, смотрят на нас, как на счастливцев из сказочного мира. Есть, похоже, и другие: одеты по-рабочему, но в движеньях странная развязность, на лицах, затемненных полями шляп, слишком широкие, будто нарисованные улыбки.
Вот один подошел к высокому борту «Прончищева», у самого среза набережной, стоит, задрав голову, с сигарой в зубах. Молодое, почти симпатичное, но какое-то бесцветное, незапоминающееся лицо. Вот будто судорога прошла по этому лицу, сощурился, подмигнул глаз изпод шляпы.
Фролов осмотрелся. Подмигивает, ей-богу! Кому мо-жет подмигивать этот парень, уставившийся прямо на ледокол? Кругом на палубе — пустота, на баке тоже как будто никого нет… Фролов взбежал по трапу на бак.
Здесь, около поручней, стоял старший механик. Тревожное, растерянное выражение было на его красном, одутловатом лице.
— Видали, Тихон Матвеевич? — спросил Фролов.
— Что видел? — Тихон Матвеевич вздрогнул от неожиданности, сунул в карман большой платок, которым вытирал покрытое потом лицо.
— Этого бродягу на пирсе, который гримасы строил! Будто семафорил кому-то, сюда вот, где вы стоите… — Фролов взглянул вниз, на пристань, но у скулы «Прончищева» уже никого не было.
— Чепуху несете, вздор! Какой там бродяга! — раздраженно сказал Тихон Матвеевич. Старший механик был явно удручен, почти испуган чем-то. Рассерженно топая, он стал спускаться по трапу.
— Чудно! — следуя за ним, протянул Фролов,
Увольняемые группами сбегали на берег. Фролов снова шагал у сходней, хмурился — уж очень долго заставляет себя ждать Жуков. И вдруг подтянулся, заулыбался, притронулся к шляпе: Таня Ракитина вышла на палубу всегдашней своей деловой легкой походкой в нарядном и вместе с тем скромном, светлом выходном платье.
— А, Танечка, тысячу лет вас не видел! Нет, постойте, не убегайте, — весело улыбался Фролов. — В город вместе не прогуляемся? Одной вам здесь лучше не ходить, уже бродят вокруг корабля всякие нахалы, подмигивают, девушку нашу хотят обольстить…
Кто подмигивает? — вскинула глаза Таня.
— А вот только что один под баком стоял, с сигарой в зубах. Уставился на пустое место.
— Болтун вы, Дима! — сказала Таня сердито. Сверкнула глазами — не выносила этого самоуверенного, всегда подшучивающего над ней моряка. — Вечно вы со своей ерундой!
— Нет, шалишь, мы за нашими девушками иностранцам ухаживать не позволим! — С удовольствием смотрел Фролов в ее сердитое, еще больше похорошевшее от этого лицо. — Пусть-ка вам подмигнет — я ему шею намну… Так пройдемся по Бергену? И платьице на вас выходное. Ясно вижу — согласны!
— Я на берег не пойду! — Таня глядела мимо него, ее черно-карие, оттененные длинными ресницами глаза вдруг просветлели. Фролов оглянулся.
По сходням «Прончищева» взбегал с пирса Агеев: чинный, нарядный, в белом кителе со сплошным золотом мичманских погонов на прямых, могучих плечах. На груди мичмана мерцала широкая радуга орденов и медалей.
А что, разве и главный боцман ваших чар не избежал, Татьяна Петровна?
Все-то у вас пустяки на уме, — отпарировала Таня. — Вот поучитесь вежливости у Сергея Никитича. Как нужно не надоедать людям, которым до вас дела нет.
Да, Сергей Никитич к девушкам вполне равнодушен. У него против вас противоминная защита номер один, — смеялся Фролов. — Некоторым с этим, конечно, трудно примириться…
Отвернувшись, Таня смотрела на Агеева.
В дом-музей композитора Грига разве не поедете с нами, Татьяна Петровна? — спросил мичман, остановившись, торжественно отдав честь. — Вот уже машина подходит.
Нет, Сергей Никитич, не могу, — с искренним сожалением сказала Таня. — Никак не могу, Сергей Никитич, — повторила она грустно, но твердо. — Голова смертельно болит. Я и в город из-за этого не пойду.
— В город не идти — правильное решение, — сказал Агеев, мрачнея. — А вот съездить за город, так сказать, на лоно природы — полный резон. Я сейчас доктору нашему просигналю, он вам от головы порошок даст. Точно — побледнели вы что-то…
— Спасибо, Сергей Никитич, не нужно. Лучше пойду прилягу. А потом чай командирам нужно готовить.
Агеев не настаивал — никогда не навязывал комулибо свои личные желания и вкусы.
Внизу, недалеко от сходней, уже стояла машина. Молодой человек в штатском костюме, сотрудник нашего посольства, рассаживал едущих в экскурсию моряков.
Но Агееву расхотелось ехать. Когда узнал об экскурсии — решил присоединиться: после того как уговорился с Таней, придя обменять книги, что поедет она. А теперь не та получилась компания, в которой рассчитывал провести время… В нерешительности мичман стоял рядом с Фроловым…
— Чудное все-таки дело! — Фролов взглянул на боевого друга, приподнял недоуменно плечи. — Кому же все-таки он моргал?
— Кто моргал? — вышел из задумчивости мичман.
Маячил тут какой-то на пирсе, подмигивал на бак. В шляпе, с сигарой.