Библиотечка журнала «Милиция» № 1 (1993)
Шрифт:
Вопросы о том, как именно охотники за иконами одолели Василия, были особенно ему неприятны. Шатохин и рад бы пощадить самолюбие бывшего кузнеца, но «почерк» нежданных гостей интересовал его больше всего. Ясно, что ломовой силе бывшего молотобойца противопоставили приемы одного из видов единоборств, действующие безотказно. Но какие конкретно приемы?
Из рассказа следовало, что гостей Василий встретил перед избой. Приблизились двое. Один — высокий и узкий в плечах, другой — пониже, усатый, глаз у него чуть косит (на секунду снял темные очки, и жена Василия это подметила). Первый протянул руку, вроде для пожатия, со словами: «Здравствуй, хозяин». И Василий сразу осел, как мешок. С такой быстротой все случилось —
— От первого удара где боль чувствуете? — уточнил Шатохин.
— Тут.
Василий ткнул себе пальцем в окладистую бороду и по-детски доверчиво синими глазами недолго поглядел на Шатохина. Василий не понимал, для чего это нужно так дотошно выспрашивать, куда его ударили, как ударили. Кажется, и участковый не мог разобраться, для чего оперативнику из края так скрупулезно, до мельчайших деталей понадобилось уточнять, как нападали на Василия. А ведь это было важно. Неизвестно как другие, но старший в преступной группе, Роман, несомненно владеет приемами современной борьбы. Владеет свободно. Дилетант, подхвативший где-то впопыхах два-три приемчика, так уверенно себя чувствовать не будет перед молотобойцем, телосложение которого уже внушает осмотрительного отношения.
— Не замечали несколько дней, недель назад ничего подозрительного? — Шатохин перешел на менее неприятные вопросы.
Василий промолчал.
— У Тольки Бороносина спросите, — улучив минуту, когда участковый попросил у Василия глоток воды, полушепотом сказала жена бывшего кузнеца. — Он тут терся поблизости.
— Когда?
— Да днями. Позавчера утром видала. И раньше.
Опять вахтовик-железнодорожник. Опять его имя упоминается. Случайно ли?
С Василием и его женой расстались около восьми утра, а к полудню были уже в Уртамовке. Успели к пассажирскому самолету, летавшему из Западной Якутии в крайцентр с посадкой через день в Уртамовке. С милиционером-порученцем Шатохин отправил в управление предметы, найденные в доме Киприяна.
Проводив самолет, Шатохин вышел на связь с начальником краевого розыска Пушных. Доложив обстановку, высказал свое мнение о засадах.
— Считаю, товарищ полковник, ошибкой продолжать группам блокировать дороги, — сказал Шатохин. — По крайней мере, гражданское население не должно в этом участвовать.
Говоря так, Шатохин все еще находился под впечатлением от встречи с одной из поисковых групп. Из семи человек двое в ней были совсем мальчишки, лет по четырнадцать. Как попали в группу — непонятно. Скорее, просто никто не обязывал, но и не возражал. Отправились за компанию, из любопытства, ради острых ощущений. По поведению всей группы легко было заключить: о возможном внезапном столкновении с грабителями, о том, какую опасность это таит, мало кто всерьез думал. Ошибка Поплавского в том, что в спешке он принимал добровольцев без особого разбора.
— Медлить нельзя, товарищ полковник. Плохо может кончиться. — наседал Шатохин.
— Убрать всех гражданских? — обдумывая слова Шатохина, повторил начальник краевого розыска.
— Да.
— Это фактически свернуть поиск в тайге.
— Да. Оставить сотрудников на близлежащих пристанях, авто- и железнодорожных станциях. Разрешите?
— Действуйте по своему усмотрению, Алексей Михайлович. Желаю удачи, — ответил Пушных.
Связь с крайцентром закончилась. Не медля, Шатохин отдал распоряжение лейтенанту Поплавскому и майору Коротаеву прекратить поиски. Единственное, за что тревожился, как бы столкновение с вооруженными налетчиками не произошло в часы эвакуации групп из дальних урманов.
Фельдшер Иона Парамонович Корзилов, по рассказу участкового, был коренным уртамовцем. За долгую жизнь он всего лишь раз покидал родные края на пять лет, учился в Ленинграде в медицинском институте. Учился отлично, но врачебного диплома так и не получил. Отца укусил энцефалитный клещ, его парализовало, и Иона Парамонович вернулся домой. Не потому, что некому было ухаживать — в семье и братья, и сестры. Вернулся, чтобы вылечить отца. Ему твердили, что медицина бессильна, советовали бросить бесполезную затею. Он, однако, мимо ушей пропускал. Устроился фельдшером, книг медицинских перевернул горы: чтобы в курсе зарубежных новостей по специальности быть, английский не хуже родного выучил, ни одной травинки-корешка целебных тутошних для него не осталось неизвестных. Поставил-таки на ноги отца. Можно было возвращаться в институт, но около четырех лет минуло. Не два остававшихся семестра, а все прежние нужно пройти. Уже семьей обзавелся. Иона Парамонович подумал и, к радости односельчан, решил, что фельдшером тоже можно прожить.
Иона Парамонович в середине дня был дома, в загончике, сидя на детском стульчике, он доил корову.
— Здравствуйте, Иона Парамонович, — сказал Красников приблизившись.
Фельдшер обернулся. Толстоносый, рыжебородый, в выгоревшей кепке-шестиклинке, из-под которой выбивались длинные вьющиеся волосы, в латаном двубортном сером пиджачишке он меньше всего походил на интеллигента, бегло объясняющегося по-английски, отменного лекаря, к которому в затруднительных случаях врачи райбольницы советовали с глазу на глаз пациентам обратиться за помощью, краеведа, знатока истории живописи и иконописи в частности.
— Здравствуйте, — отозвался фельдшер, поднимаясь со стульчика.
— За помощью к вам, Иона Парамонович, — участковый представил Шатохина по имени-отчеству: — Алексей Михайлович.
— Что такое? — фельдшер быстро с головы до ног окинул взглядом Шатохина.
— Нет-нет, не по врачебной части, — Шатохин улыбнулся.
— Ну, пойдемте, — сказал Корзилов.
Он на минуту оставил гостей, склонившись над умывальником, прикрепленному к бревенчатой стенке баньки, вымыл руки.
— Прошу, — фельдшер, проведя Шатохина и Красникова на уютную летнюю веранду, жестом пригласил их сесть на диван. — В избу не приглашаю, Вера Георгиевна у меня расхворалась. Так за какой помощью пожаловали, Сережа? — обратился к Красникову.
— Алексей Михайлович — из краевого уголовного розыска. Майор, — более полно представил Шатохина участковый.
Корзилов наклонил голову непринужденно-почтительно.
— Очень приятно. Чем могу быть полезен? — доброжелательный взгляд Ионы Парамоновича устремился на Шатохина.
— Об ограблении, вам, конечно, известно?
— Безусловно. Но только о самом факте, не больше.
— Сергей говорит, вы о старообрядцах абсолютно все знаете.
— Так уж. Абсолютно все, скажу по секрету, я и о себе не знаю. — Иона Парамонович улыбнулся, достал из шкафчика глиняные кружки, прямо из подойника налил в них молока, подал гостям. — А что конкретно вам нужно?
— В келье около озера один из налетчиков сказал старухе Агафье: «А ну, дщерь Евдокии, Феодосии…»
— То есть, обратился так? — уточнил фельдшер.
— Да. Потом угрозы посыпались…
Иона Парамонович поерошил свою густую короткую бороду.
— Любопытно. Дщерь Евдокии, Феодосии… Знаете суриковскую картину «Боярыня Морозова»?
— Видел. Не раз. Репродукции, правда, — ответил Шатохин.
— Может быть, помните: по правую руку от саней идет молодая женщина. В бордовой зимней одежде, в светлом полушалке на плечах. Это княгиня Урусова, родная сестра Морозовой. Вы о старообрядчестве знаете?