Библиотека мировой литературы для детей, т. 30, кн. 4
Шрифт:
Вот уже больше месяца с той поры, как сгорело село Выселки, тетка Марья вместе с Ленькой живет в Москве у дяди Ипата. Живут они в Марьиной роще, на одной из московских окраин. Здесь в полуподвале старого покосившегося дома у дяди Ипата маленькая, с непроходящей сыростью на стенах, комната.
Удивительный был этот месяц. Помнит Ленька, как встречал их дядя Ипат, большой, грузный, с белой бородой, что козьими рогами торчала в разные стороны. Он расцеловался с теткой Марьей, потом посмотрел на Леньку, сказал:
— Ленька,
Дядя Ипат работал швейцаром на Тверской при ресторане. Думал в помощь к судомойке пристроить Леньку. Не получилось. Грянула Октябрьская революция. Хозяин бежал. Ресторан закрыли. Дядя Ипат остался и сам без места.
— Вот они, нонешние порядки, — ворчал старик. — Да, было времечко. Иные пошли времена.
И вот как-то собрался дядя Ипат в баню, взял с собой Леньку. Дыхнула на мальчика мыльным запахом московская баня, посмотрела со стен зеркалами, узорными дорожками легла под босые ноги.
— Прелесть-то какая, — говорил дядя Ипат. — Смотри, тебе такое впервой.
И Ленька смотрел.
Раздевался дядя Ипат чинно, не торопясь. Снял рубаху, бережно сложил ее. Погладил бороду. Потом долго сидел в одних подштанниках и все на людей посматривал. Народу набилось в этот день много.
Мылся дядя Ипат всласть. Плескался, фыркал, мылил свою длиннющую бороду и неистово натирал шею. Потом повел Леньку в парильное отделение. Окутало мальчика седым паром — дышать трудно. Смотрит по сторонам — полати, на них люди.
— Ох, ох! — вздыхает толстый господин.
— Поддай, поддай! — кричит молодой парень.
Бойко лупит себя по тощим бедрам какой-то субъект в пенсне. Растянулся на верхней полке и дядя Ипат. Сунул Леньке веник, наказал хлестать по спине. Хлещет Ленька, но не без робости.
— Ты что, силы в руках нет? — ворчит дядя Ипат. — Вот так. А-а-а, вот так, — и ежится от удовольствия.
Парился, парился старик и вдруг произнес:
— А при царе оно все же лучше было.
И сразу же на дядю Ипата посмотрел тот молодой парень. За ним и другие.
— Как же, вестимо, лучше, — повторил дядя Ипат.
— Правильно говорит товарищ с бородой, — прогудел толстяк.
— Что, кто сказал правильно? — крикнул субъект в пенсне, полез на полати, протянул руку, заговорил: —Граждане, мы боролись за свободу России.
— Кто боролся? Ты боролся?!
Кто-то стянул оратора вниз. Чья-то рука потянулась к бороде дяди Ипата.
— Бей его!
— Бороду на мочало!
Старик вскрикнул, поскользнулся и рухнул на пол. В парильню стали сбегаться люди, загромыхали шайками, заговорили нестройно, наперебой. Тощий субъект опять полез на полати.
— Граждане, мы боролись за свободу России…
На шум прибежал хозяин бани. Остановился растерянно в дверях, закричал:
— Господа! — потом передумал: — Граждане! —
Шум не стихал. Кто-то схватил шайку и плеснул хозяину в лицо. Тот выплюнул воду, ругнулся и вышел.
Через несколько минут в бане появился вооруженный патруль. Здоровый детина в матросском бушлате, видимо старший, пытался перекричать собравшихся. Но снова никто не обращал внимания. Тогда матрос достал маузер и стрельнул.
И сразу все обернулись. Умолкли.
— Вставай, папаша, — проговорил матрос, подавая дяде Ипату руку.
Старик поднялся. С опаской посмотрел на матроса, на маузер.
— В чем дело? — спросил матрос.
Подбежал субъект в пенсне и заговорил быстро-быстро, словно боясь, что его опять оборвут на полуслове:
— Товарищ военный, вот этот, — указал на дядю Ипата, — вел враждебную пропаганду.
Матрос взглянул на человека в пенсне, потом на дядю Ипата, спросил:
— Было?
Старик растерялся, заморгал глазами, взялся рукой за бороду, отпустил, опять взялся.
— Было? — повторил матрос.
Дядя Ипат молчал.
— Он, изволю вам доложить, — не унимался тощий субъект, — так и заявил, что при царе было лучше.
— Собирайся, папаша, — проговорил матрос и показал рукой на дверь.
— Ты что же это? — спросил матрос, когда они вышли на улицу. — Чем же тебе Советская власть не угодила?
— Да она ничего. Она угодила, — ответил старик. — Только как же оно без царя! Оно вроде бы и несерьезно.
— Несерьезно? Ишь ты, — усмехнулся матрос.
Около Сухарева рынка матроса кто-то окликнул.
— Стойте здесь, — сказал он дяде Ипату и Леньке.
Однако едва матрос отошел, старик схватил мальчика за руку и поспешно шмыгнул в подворотню. Потом они лезли через какой-то забор, и Ленька едва поспевал за дядей Ипатом.
С того дня, как убежали они от матроса, старик жил в постоянной тревоге. Все ждал, что придут, арестуют. И вот наконец на пятый день в дверь постучали. Ленька было побежал открывать, но дядя Ипат крикнул:
— Куды? Стой, сиди на месте!
В дверь опять постучали. Потом было слышно, как шаги удалились. Старик перевел дыхание.
И вдруг снова раздались шаги. За дверью послышались голоса. Говорила тетка Марья:
— А чего ему быть не дома. Дома. Да заходите.
Дядя Ипат побледнел. Быстренько стал за занавеску, дернул за собой Леньку.
Дверь открылась, и в комнату вошли двое. Мальчик приложил глаз к дырке и все увидел. Один высокий, с портфелем в руке. Другой… с тем же маузером на боку, матрос, знакомый по бане. Вошедшие осмотрели комнату, матрос поднял глаза к потолку. И Ленька поднял. Там, в правом углу, проступало мокрое пятно. Посмотрел себе под ноги. Прогнившие доски образовали широкие щели, и из них несло сыростью.