Библиотека мировой литературы для детей, т. 30, кн. 4
Шрифт:
Наступило Первое мая. Проснулся Николка и не поверил своим глазам: рядом на стуле — рубаха. Новая. С карманом. С пуговкой на груди. В маковый цвет.
— Папка, папка приехал! — закричал Николка.
Подошла мать. Не знает, что и сказать.
— Нет, не приехал папка, — ответила. — Не скоро приедет.
Смотрит Николка на мать: откуда тогда рубаха?
— Знаю, знаю! — закричал. — Папка прислал!
Мать глянула на сына. Думает, рассказать или нет про рубаху? Мал Николка. Глуп. Где ему понять
Надел Николка новую рубаху, помчался на улицу, кого ни увидит — хвастает.
Повстречал рабочего парня Степана Широкого:
— А мне папка рубаху прислал!
— Да ну?! — удивился парень.
— Прислал, прислал. Не забыл! — закричал Николка и помчался дальше.
Увидел слесаря Тихона Громова:
— А мне папка рубаху прислал!
— Ты смотри, — улыбается Громов. — Добрый, выходит, отец, вспомнил.
— Добрый, добрый! — смеется Николка. — Добрый!
Догнал старика токаря Кашкина:
— А мне папка рубаху прислал!
— Скажи-ка на милость, — говорит Кашкин. — И правда. Ну и рубаха!
— Новая, новая, — не умолкает Николка. — И про карман не забыл, и про пуговку, и про маковый цвет.
Прижал к себе Кашкин Николку, гладит по голове, а у самого на глазах слезы.
Поднял Николка голову:
— А ты чего плачешь?
— Это я так, — засмущался старик. — Беги. Играй. Май нынче… Рабочий праздник.
Весна в этот год задержалась. Река набухла. Но лед не тронулся. Река взломала лед в ночь под Первое мая.
С утра на набережной собрался народ.
Одна за одной шли по реке огромные льдины, скрежетали, кружились, становились ребром и, поднимаясь тысячами брызг, снова ложились на воду.
Стоят люди — любуются.
Здесь же, у самой реки, нес свое дежурство и урядник Охапкин. Видит урядник, что собралось много народу, думает: «Ой, как бы беды не вышло. Первое мая. Как бы мастеровые чего не устроили».
Только подумал, как вдруг из-за поворота реки выплывает огромная льдина. Смотрит Охапкин и не верит своим глазам: на льдине красное знамя!
Повалил народ к самому берегу.
— Ура! — раздалось за спиной у Охапкина. — Да здравствует Первое мая!
Урядник растерялся. Схватил свисток. То в сторону толпы свистнет, то повернется и свистнет в сторону льдины.
Смеется народ. Стоит. Не расходится.
— Осади! Осади! Не толпись! — надрывает глотку Охапкин.
А льдина тем временем подплывает все ближе и ближе. Словно нарочно, направляется к самому берегу. Трепещется по ветру красное знамя.
Заметался урядник из стороны в сторону, что придумать, не знает. Остановился, набрал в грудь побольше воздуху и снова давай свистеть.
Свистит, а льдина уже и вовсе приблизилась к берегу, задержалась рядом с Охапкиным,
Разгорячился урядник, думает: «А что, если прыгнуть на льдину, содрать знамя, и делу конец?»
— Прыгай! — кто-то выкрикнул из толпы.
Охапкин и прыгнул. Прыгнул, а льдина словно только этого и дожидалась. Раз — и от берега.
— Караул! — завопил урядник. — Спасите!
Мечется Охапкин по льдине, забыл про свисток и про знамя, фуражка сползла на затылок, машет руками, молит о помощи. Только кому же охота ради урядника лезть в студеную воду?
— Поклон Каспийскому морю! — кричат ему.
— Счастливого плавания!
— С майским приветом!
Ударилась льдина о льдину, не удержался урядник, бухнулся в воду.
— Спаси-и-те! — еще раз крикнул Охапкин и камнем пошел ко дну.
Отделилась от толпы группа молодых парней. Бросились в воду. Вытащили перепуганного Охапкина на берег.
Стоит урядник, побелел, посинел, трясется, под общий смех крестится.
А льдина тем временем отплыла к середине реки, развернулась и пошла себе вниз по течению. Затрепетало, заиграло в весеннем воздухе красное знамя.
— Да здравствует Первое мая! — раздается над берегом.
Май встречали вместе, сразу тремя заводами.
Двинулись рабочие с Нагорной, с Литейной, с Маршевой и других улиц плотными колоннами в центр города.
С утра к своему заводу отправился и Гошкин отец.
— И я с тобой, — пристал было Гошка.
— Мал еще, — усмехнулся отец. — Сиди дома.
— Я тоже хочу, — упирается Гошка. — Я вот чего смастерил, — и показывает красный флажок.
— Дельный флажок, — похвалил отец, однако сына с собой не взял.
Остался Гошка. Покрутился он в комнате, сунул незаметно флажок за пазуху, направился к двери.
— Ты куда? — насторожилась мать.
— К Ваньке Серегину.
Выбежал Гошка во двор, сделал вид, что направляется к Ване Серегину, а сам — вокруг дома и ветром помчался на Нагорную.
Прибежал на Нагорную — народу! Идет по улице колонна рабочих. Впереди над головами — красное знамя.
Переждал Гошка, пока прошли рабочие, пристроился сзади. Только полез за пазуху за флажком, как вдруг:
— Домой! Марш! К мамке! — закричал какой-то рабочий.
— Так я с вами. Я Май встречаю.
— А ну-ка живо. Немедля!
Пришлось убираться.
Постоял Гошка, подумал, помчался на Литейную. Прибежал на Литейную — народу! Идет по улице колонна рабочих. Впереди над головами — красное знамя.
Пристроился Гошка к рабочим. Только полез за флажком, как вдруг:
— Ну, а ты зачем здесь?!
— Да я…
— Уши нарву. Домой!
Отстал Гошка. Постоял, подумал, помчался на Маршевую.