Библиотека мировой литературы для детей, том 49
Шрифт:
Старушка считала теперь Тима уже не мальчиком, а молодым человеком и сперва пыталась говорить с ним «литературно», но вскоре опять сбилась на свою обычную гамбургскую скороговорку:
— Вот я и шпионю, вот я и подслушиваю, когда Христиан шепчется с Крешимиром и этим медведем Джонни. Правда, те не очень-то часто к нам приходили — ведь они работали в доках. Другой-то работы им не давали. Ничего не выходило! Прямо чертовщина какая-то! Ну настоящая чертовщина! Ну, в общем, все, о чем они там шушукались, мне тоже было известно. И я, конечно, знала, что моего сына сняли с работы, хотя они изо всех сил от меня это скрывали…
—
— Да, это правда. Работал в порту рабочим. Ты ведь не знаешь, как у нас тут, в Гамбурге, Тим. У нас, если кого уволят, тут же начинаются сплетни. И такую напраслину на человека возведут, что его уж никто больше не возьмет на работу. Понятно?
Тим кивнул.
— Правда, у меня ведь есть наследство. Главным образом в бумагах.
— В акциях? — спросил Тим.
— Да, в акциях, малыш. Ты, выходит, немного разбираешься в этом? Ну, и мой сын вроде бы не должен был становиться портовым рабочим, раз я, можно сказать, богатая наследница. Но такой уж он человек. Без работы никак жить не может. А без порта и вовсе пропадет. Вот он и пошел в докеры. Но переодевался, уже когда приходил в док. Из порта выходит элегантным господином и таким же домой возвращается. Думает, я не замечу, что работа-то у него теперь другая. Все равно, мол, я дома сижу. А телефон-то на что же?
Тим не мог удержаться от смеха, и госпожа Рикерт сама рассмеялась.
— Не такая уж я старая дура… Ну, конечно, я старая дура, но не такая уж, как они думали. Ведь это я первая сговорилась с Селек Баем, когда он сюда позвонил. Вот тут-то господа заговорщики мне все и рассказали. Ну, я, конечно, сделала вид, что ни о чем и не догадывалась. Смотрю на них, вытаращив глаза, и пищу: «Да не мо-ожет быть!» Ну и, знаешь, в таком духе. В общем, посвятили они меня в эту тайну. Я и записочку тебе написала. С лупой писала. Это мы еще в школе, девчонками, так писали — целые дни упражнялись. Я в этом деле была самая первая. Один раз даже целый роман переписала на двух тетрадных страничках. Честное слово!
— Да не мо-ожет быть! — расхохотался Тим.
— Ах вот как, ты надо мной смеешься, шалопай!
Раздался звонок, и госпожа Рикерт попросила Тима пойти посмотреть, кто пришел. Это был рыжий бой из отеля: обливаясь потом, он стоял перед дверью с чемоданами в руках.
— Мне велели передать вам ваши вещи, господин Талер, — сказал он, расплываясь в улыбке.
— Еще вчера вы называли меня мистером Брауном! Откуда же вы сегодня узнали, кто я такой?
Бой снова широко улыбнулся.
— А вы что, газет не читаете?
— Ах вот оно что!
Тим немного смутился. Потом он полез в карман, но рыжий решительно тряхнул головой.
— Можете с чистой совестью оставить это себе, господин Талер. Я могу заработать кучу денег в газете, если расскажу, как я вчера вечером отвлекал шпика. Можно мне это сделать?
Тим рассмеялся:
— Давай, раз тебе уж так не терпится.
— Большущее спасибо! Внести чемоданы?
— Спасибо, это уж я сам сделаю. Только не рассказывай в газете приключенческих романов.
— А на что? В этом нет никакой нужды. История и без того очень захватывающая! — Он снова протянул Тиму руку. — Итак, еще раз желаю удачи, Тим!
— Спасибо. Желаю удачи в газете!
Между двумя добрыми каменными львами смеющиеся мальчишки крепко пожали друг другу руки. Потом рыжий снова вскочил в машину, доставившую
Еще в тот же самый день Тим отправился вместе с Джонни, Крешимиром и господином Рикертом к нотариусу — старому другу госпожи Рикерт, — и тот оформил документ, согласно которому пароходство «Гамбург — Гельголанд. Пассажирское», сокращенно называемое ГГП, передавалось на равных правах во владение Джонни, Крешимиру и господину Рикерту. Правда, этот документ вступал в силу не сразу, так как необходимо было выполнить еще целую кучу всяких формальностей, а это требовало времени, ведь Тим теперь уже не был наследником миллионера. Но на все это должно было уйти не больше двух недель. Так, по крайней мере, сказал нотариус.
Сначала друзья Тима очень противились этому подарку. Но когда Тим заявил, что в таком случае он вынужден будет подарить пароходство кому-нибудь другому, они согласились. И даже не без радости. Господин Рикерт был еще достаточно бодр и крепок, чтобы принять дела в конторе Денкера на Шестом мосту, а Джонни и Крешимиру было, конечно, куда приятнее работать рулевым и стюардом на своих пароходах, чем на чужих.
Когда все четверо вышли из конторы нотариуса — она находилась поблизости от Главного вокзала, — Джонни спросил:
— А ты чем думаешь теперь заняться, Тим?
Тим показал рукой направо:
— Вон в том старом доме помещается кукольный театр. Он мой. Я превращу его в бродячий театр марионеток.
— Для этого тебе нужен автобус, — сказал Крешимир.
— И переносная сцена, — добавил Джонни.
— И это, — заключил господин Рикерт, — подарим тебе мы, малыш. Никаких возражений, а не то придется тебе получить назад свое пароходство!
— Ладно, согласен! — рассмеялся Тим и серьезно прибавил: — Как здорово, что у меня вас целых трое!
— И Селек Бай! — заметил господин Рикерт.
— И Селек Бай! — весело согласился Тим. — А вообще-то надо бы послать ему телеграмму!
И, не откладывая дела в долгий ящик, они составили телеграмму…
В далекой Месопотамии старый Селек Бай радостно улыбнулся, прочитав:
К черту маргарин тчк Смех получают задаром тчк Я получил его тчк Большое спасибо за содействие тчк
Так в этот день закончилась история, которая в этот же день только началась для читателей газет и журналов. Правда, читатели узнали ее по сообщениям журналистов и репортеров в таком виде, как те ее поняли, а надо сказать, что большинство из них не поняли ее вовсе.
Господин Рикерт снова стал директором пароходства, Джонни — рулевым, а Крешимир — стюардом.
Что касается барона Треча, то о нем в последнее время приходится слышать очень редко. Надо думать, что он почти все время проводит в полном одиночестве и в плохом настроении в своем замке в Месопотамии. Он стал, говорят, сторониться людей и даже побаиваться их. Тем не менее он все же превосходно ведет коммерческие дела и заключает блестящие сделки.
О Тиме известно очень мало. С уверенностью можно сказать только, что он вместе со старенькой госпожой Рикерт написал пьесу для кукольного театра, которая называется «Проданный смех». Затем он исчез из Гамбурга, и ни одному репортеру не удалось узнать, куда его занесло.