Библиотека современной фантастики. Том 2. Абэ Кобо

Читатель, раскрывший в июле 1958 года свежую книжку журнала “Сэкай”, был поражен. В номере начиналась новая повесть Абэ, писателя, заслужившего высокую оценку японской критики как представителя “чистой литературы”. “Четвертый ледниковый период” — название повести несколько странное, но дело даже не в названии. “Сэкай” — журнал с репутацией. Это “толстый”, солидный ежемесячник, не без левизны в отделе критики, по печатает он произведения исключительно классического типа, с глубокими, мыслями, без всяких спи док на неподготовленного читателя. И Абэ — серьезный автор. Кажется, в литературе придерживается западноевропейской ориентации: достаточно

Впрочем, читатель вспоминает, что Абэ уже немножко грешил фантастикой. Что-то такое передавали по телевидению. “Охота за рабами” — про людей-животных и “Корабль-экспресс” — про лекарство-панацею. Показывали еще “Изобретение Р-62” — это про робота, который научился делать людей, очень забавно, и “Привидения живут здесь” — про лавку привидений. Да, очень забавно; но, насколько помнится, не совсем самостоятельно, чувствуются влияния, заметны заимствования… Но что может означать научно-фантастическая повесть на страницах такого — не будем бояться этого слова — склонного к снобизму журнала, как “Сэкай”?

Но вот повесть прочтена. Она была написана на высоком литературном уровне, свойственном Абэ. Несмотря на научные термины, научно-фантастический антураж: и совершенно фантастические ситуации, повесть эта, как и другие произведения “большой” литературы, имеет дело с психологией среднего человека. И, говоря по правде, она явилась в японской литературе чем-то новым, свежим, необычайно интересным и читалась залпом.

А самое главное — конфликт “Четвертого ледникового периода” выходил далеко за пределы обычных конфликтных ситуаций вроде любовного треугольника, бесславного восхождения к вершинам общества ценой попрания совести, всякого рода саморазоблачений и так далее. Он был совершенно необычен, этот конфликт. Вторжение будущего в настоящее. Испытание пригодности человека для будущего. Непреходящая враждебность повседневной обыденщины в отношении будущего. Повесть заставляла переживать эти необычные проблемы.

Более того, повесть заставляла думать! Она напоминала о громадной ответственности каждого человека перед обществом — особенно в такие поворотные эпохи истории, как наша. Наш мир идет к тупику, утверждает автор. Забыты высокие идеалы, остановилось общественное развитие, в духовной жизни царят цинизм, разочарование, любые перемены внушают ужас. Это начало конца, начало деградации.

Но, говорит он, оглянитесь с завистью на другой мир, на СоветскийСоюз!Вот

Конечно, а среди нас есть люди, которые сознают значение темной тени, уже упавшей на человечество по эту сторону “железного занавеса”, они работают для спасения того, что еще можно спасти, но их так мало, и они работают тайком — ведь мещанское болото, окружающее их, враждебно им; осознав свою обреченность, оно может все уничтожить в припадке последнего животного ужаса и ненависти. Даже лучшие из этих мещан, ученые и изобретатели, оказываются не в силах вынести очной ставки с жестоким будущим своего мира и. как честные люди, сами приговаривают себя к смерти.

Будущее и только будущее является высшим и единственным судьей настоящего. Судьей неподкупным и строгим. И чтобы смело глядеть в глаза этому судье, нужно отрешиться от представления о непрерывности обывательского бытия, нужно осознать свою ответственность и жить, работать, бороться на основе этого осознания.

Странная история профессора Кацуми, талантливого ученого и пошлого обывателя, поразила воображение и заставила задуматься, вероятно, не одного читателя в Японии. Повесть Абэ является первым настоящим, в современном смысле этого слова, произведением японской научной фантастики и, несомненно, выдающимся явлением в фантастике мировой. Советский читатель узнал и запомнил имена Ефремова, Лема, Брэдбери. Есть все основания надеяться, что запомнит он и имя Абэ.

Толстые пласты ноздреватого ила на пятикилометровой глубине, неподвижные и мертвые, косматые, словно шкура допотопного зверя, вдруг вспучились, поднялись и сейчас же распались, обращаясь в кипящие темные тучи, гася бесчисленные звездочки планктона, роившиеся в прозрачном мраке.

Обнажилось изрезанное трещинами скальное основание подводной равнины. Из трещин, выбрасывая обильную пену, полезла вязкая, светящаяся бурым блеском масса и протянула на несколько километров скрюченные, как корни старой сосны, отростки. Продуктов извержения становилось все больше, исчезло темное сияние магмы, и уже только исполинский столб пара, бешено крутясь и разбухая, беззвучно и стремительно поднимался сквозь тучи взбаламученного ила. Но даже этот столб бесследно исчезал задолго до поверхности, растворяясь в неимоверной водной толще.

Как раз в это время в двух милях к западу проходило курсом на Иокогаму грузопассажирское судно. Когда корпус его внезапно содрогнулся и заскрипел, это обстоятельство не вызвало ни у команды, ни у пассажиров никакой тревоги. Они ощутили лишь мимолетное недоумение. Вахтенный офицер на мостике не без удивления отметил стаю дельфинов, испуганно выпрыгнувших из воды, а также мгновенное, хотя и незначительное, изменение цвета моря, но и эти явления не показались ему заслуживающими специального упоминания в судовом журнале. В небе расплавленной ртутью сверкало июньское солнце.