Библиотека. Повести
Шрифт:
Артур в ответ прямо расплылся от удовольствия и, сразу подобрев, спросил:
– А что тебя так волнует, кто из наших был на похоронах? И кто с Колибри особенно дружил?
Правду говорить Скрепкин не хотел и на ходу выдал глупую, но правдоподобную историю:
– Понимаешь, в день накануне убийства, когда я вернулся домой, Евгений был довольно прилично бухой и рассказал, что у него был мужик с работы, с которым он ездил покупать подарок его сыну на юбилей свадьбы. И они, так сказать, отпраздновали и покупку, и сам юбилей. А уж потом, после похорон, разбирая Женькины вещи, я обнаружил в комнате довольно дорогую новую вазу из оникса в магазинной упаковке. Вот и подумал, что тот мужик её у меня по пьянке забыл.
Артур с удивлением посмотрел на Скрепкина.
– Так что же ты теряешься, дурак? Оставь её себе. На хрена хозяина искать.
Владик усмехнулся и несколько непонятно для
– Она недостаточно дорога, чтобы я взял грех на душу.
– Чистоплюй, значит, – с оттенком пренебрежения заметил Артур, но тут же уточнил, – но это твоё личное дело. А таких официантов в возрасте или ещё кого с взрослыми женатыми сыновьями у нас нет. И особой дружбы с Женькой, как и со всеми нами, молодыми, старшее поколение не водило. Они ж на кладбище пошли так, мордой поторговать. Поглядеть, как вместо тебя, старикана, пацана в землю закапывают. Да чёрт вообще с ними. Их время всё равно прошло. У них свои заморочки, а у нас свои.
Скрепкин разочарованно вздохнул.
– А может, был кто-то посторонний? – в последней надежде спросил он.
Артур пожал плечами.
– Да крутился там один ненашенский. Солидный такой дядечка. Ни с кем не разговаривал. Морда вроде обычная, рабоче-крестьянская. Глазки долблёные. А вот пальто кожаное навороченное, просто мама дорогая. И часики что надо. Да и перстень с зелёным камешком недешевенький.
Скрепкин подумал, что, если Артур обратил внимание на такие подробности, то, может, и знает, какая у него машина, но тот только отмахнулся.
– Самому было бы интересно, да он раньше смылся.
Владик снова упёрся в тупик. Но шанс, что всё-таки найдутся пронырливые и вездесущие люди, которые приметили на похоронах незнакомца, был.
Бригаду могильщиков, обслуживавших похороны Колибри, оказалось, разыскать труднее, чем он предполагал. Тем более что он не был родственником покойного. Впрочем, во многом это была вина самого Владика. Чёрт его дёрнул честно, по-советски обратиться в администрацию и пытаться просто, по-человечески что-то выяснить. Никто и пальцем не пошевелил. Все были ужасно и категорически заняты. Когда Скрепкин, наконец, очнулся, вспомнил, где живёт, и достал баксы, отношение к нему сразу чудесным образом переменилось, и какая-то гнусавая дама средних лет, полистав замызганную тетрадочку, сообщила, что ему нужен дядя Рома, который, к счастью, даже не был в запое и находился где-то при исполнении на территории.
Дядя Рома был весёлым умеренно пьяным мужичком без возраста, который, прихлёбывая что-то из спрятанной в бумажный пакет бутылки, блаженно перекуривал на куче свежевырытой земли рядом с незаконченной могилой. И, к радости Владика, Колибри он помнил. Всё-таки не каждый день хоронят молодых, да ещё и на похоронах присутствует в основном молодёжь. Но главным для Скрепкина было то, что этот Харон местного значения весьма оживился, когда Владик попытался описать ему личность незнакомца.
– Этого-то? – с оттенком неожиданной нежности переспросил дядя Рома. – Конечно, помню. Правильный джентльмен. Благодетель, можно сказать. Он бригаде солидно отстегнул, чтоб тому пареньку комфортно было покоиться. Уважил, прямо сказать. – Дядя Рома приложился к животворному источнику и тряхнул головой. – И, знаешь, по повадкам простой мужик. Без говна. Шмотки дорогие, сам ухоженный, а натура наша, человечья. Дай бог ему здоровья.
– А какая у него машина, ты случайно не запомнил? – затаив сердце, спросил Скрепкин.
– А что там такого запоминать? – удивился вопросу дядя Рома. – Он в ней долго ещё сидел, ждал, когда все уйдут, и мы закончим. Ещё рукой мне помахал на прощание. А потом обратно на могилку вернулся… «Ауди» у него. Эс восемь. Прошлогодняя. Серебристого цвета.
Владик, не веря удаче, протянул могильщику тысячерублёвую купюру.
– Так ты и в моделях сечёшь?
Могильщик с хитрецой поглядел на Скрепкина.
– А то как. Мне ведь по жизни, кроме как жмуриков закапывать да водку грызть, делать не хрена. А погост – это, если не брать в расчёт Думу, самое верное место, чтобы разбираться в иномарках.
Владик, не скрывая уважения, кивнул в знак согласия.
– А может, ты и номер запомнил?
Но дядя Рома хоть и схавал, не подавившись, как банкомат, кредитку, Владика денежку, вдруг подозрительно спросил:
– А что это ты так этим мужиком интересуешься? Да и кто ты вообще?
Пришлось Скрепкину вновь врать про забытую дорогую вазу. Дядю Рому ответ вполне удовлетворил.
– Это правильно возвращать забытые вещи. А то вдруг кому-то память, – рассудительно проговорил он. – А вот с номером вряд ли помогу. Это раньше просто было: четыре циферки и три буковки. Как тут русскому человеку не запомнить. Особенно, три буковки, – дядя Рома хихикнул. – А сейчас не поймёшь. Муторная система. Но помню, что оканчивается на МР77. 77 – номер моей квартиры, запомнить легко. А «МР» почти как МУР.
Как нетрудно догадаться, третьей фигурой, занимавшейся розыском убийцы, был Дед Мороз. Он был тем таинственным лицом, поисками которого пока без особого успеха занимался Скрепкин. Тем, кого дядя Муся по вполне простительной причине, по ошибке принял за отца Жени. И тем, чья личность произвела впечатление и на официанта Артура, и на могильщика дядю Рому. Дед о смерти Колибри узнал чуть ли не одним из последних, только за несколько часов до похорон. И теперь буквально рвал и метал. Он действительно в тот день навещал Женьку и, как уже было прежде, развлекал его за рюмкой коньяка полуправдивыми байками о прошлом, историями из жизни «блатных». Правда, в подробности быта криминальных элементов старался не вдаваться, поясняя, что наслышан про всё это от почившего в бозе брата, безвременно ушедшего уважаемого вора в законе. Но чем больше лгал, тем меньше себя уважал из-за того, что не сказал юноше правду. И жалел, что, начав врать, не прикинулся бывшим «следаком» вместо того, чтобы придумывать мифического родственника. Но так получилось. А он уже и поотвык прикладывать усилия, чтобы завоевать чьё-то расположение. Стоило захотеть, – и ему могли привести подходящую тёлку или тёлка из числа профессионалов или любителей. А тут приходилось, как мальчишке, учиться сначала. Он ведь даже запарился, когда просто придумывал повод для знакомства. В конце концов, не мудрствуя лукаво, как-то поутру просто зверски искромсал шины на машине Колибри. И когда тот, злой и растерянный, стоял возле изуродованного авто, названивая друзьям, чтобы сказать, что опаздывает на лекцию, наступил час Деда Мороза, предложившего подвезти на его крутой тачке. А дальше дела пошли проще. Они, естественно, познакомились, и Дед, сославшись на свои связи в автосервисе, вызвался на следующий же день организовать по дешёвке не только смену колёс, но и техосмотр. А затем всё оплатил, невзирая на не очень решительное сопротивление Колибри, который вообще-то не видел ничего предосудительного в прихоти богатого чокнутого господина. Они начали перезваниваться. Дед в надежде на развитие отношение, а Женька больше из вежливости, хотя чокнутым Деда больше не считал и даже проникся к нему симпатией и уважением. А тот, узнав о любви Колибри к театру и воспользовавшись уже проторённым путём Скрепкина, сводил молодого человека на несколько модных спектаклей. В итоге дружеские отношения развились до того, что Женька от скуки раза два пригласил Хвылю в отсутствие Владика домой. И всё прошло очень мило и интеллигентно.
Деду теперь только и оставалось взять быка за рога и поставить точку – рискнуть и объясниться. Но перейти, наконец, через некую грань он как-то не решался. Боялся получить отказ. Странно, но он вдруг понял, что лучше жить с призрачной надеждой на взаимную любовь, чем с однозначным знанием, что её нет. Оба по-своему лицемерили. Один изображал некоего чудаковатого филантропа, другой просто пользовался, правда, не без угрызений совести его добротой.
Когда Колибри, что было для него не характерно, на следующий день после их последней встречи не ответил на звонок, Дед не придал этому значения, не подозревая, что Женькино располосованное прозектором тело уже лежало в морге. Гнетущее душу ощущение возникло лишь на следующий день, когда абонент снова оказался недоступен. Но Дед успокаивал себя тем, что, может, Колибри просто не в духе или чересчур занят учёбой. Однако связи не было и на следующий день. И когда, выждав ещё сутки, Хвыля приехал к дому Скрепкина и ещё издали увидел у подъезда толпу мрачных людей, то понял: его самые худшие опасения-фантазии оправдываются. Об убийстве он узнал от всё той же знакомой консьержки, которой ещё в прежние визиты дальновидно оставил пожертвования на «озеленение интерьера подъезда».
И всё рухнуло. Его, Деда, за все его грехи и, главное, за враньё Жене, наказал Бог. Нельзя обманывать любимого человека. А он так и умер, не успев узнать, что немолодой богатый джентльмен проявляет к нему интерес вовсе не потому, что тот напоминает ему выдуманного сына, якобы живущего с матерью в Аргентине, а как безнадёжно влюблённый, средних лет мужчина, жизнь которого на многие годы была переломана зонами и пересылками. И Дед справедливо упрекал себя за отсутствие честности, настойчивости и, самое главное, решительности. Сопровождая в отдалении похоронный кортеж, и не скрывая от случайных взглядов повлажневших глаз, Хвыля клялся, что найдёт и закопает сукиного сына, посмевшего лишить его, может быть, последней в жизни надежды на взаимную любовь.