Библиотекарша
Шрифт:
В животе при звуке Себастьяновых стонов приятно защекотало.
Придержав Реджину за подбородок, Себастьян задвигался в экстатическом ритме. Потом вынул член и раскатал на нем презерватив. Поднял Реджину с колен, помял груди и страстно поцеловал. Она прижалась животом к его члену.
Одним ловким движением Себастьян подхватил ее на руки и внес к себе в спальню.
Уложил на кровать, на прохладное одеяло, и — не давая опомниться — вошел.
Ход мыслей моментально остановился, и тело превратилось в один сплошной, гудящий от наслаждения нерв. Такое бывало только наедине с Себастьяном. А он замедлил ритм и стал тереться членом о клитор. Когда Реджину накрыло волной оргазма и по телу побежали мурашки, она впилась ногтями Себастьяну в ягодицы. Попыталась удержать в себе как можно дольше.
— Кончай, — сбивчиво произнесла она, гладя Себастьяна по спине. Он зарылся лицом в ее волосы и двигался, все ускоряясь, пока не содрогнулся всем телом.
Глава 40
Рассвет застал их в постели. Реджина сжалась у Себастьяна под боком, положив голову ему на грудь.
Как ни старались они, заснуть не получилось.
— На работе сегодня буду никакая, — пробормотала Реджина.
— После сегодняшней ночи? Тебе нужно отдохнуть. Не ходи сегодня в библиотеку.
— Надо. Я сама хочу. Послушай, мне нравится то, чем мы занимаемся, но и работу терять нельзя.
— Ничего ты не потеряешь. Просто позвони Слоан и скажись больной. Мол, придешь чуть позже.
Реджина кивнула.
— Хорошо. Один раз это прокатит, зато…
— Расслабься, — поцеловал ее Себастьян.
— Можно спросить кое о чем?
Приподнявшись на локте, он погладил Реджину по щеке.
— Ой-ой-ой, мне уже страшно. Хотя в свете последних оговоренных условий ответить я просто обязан.
— Вот именно.
— Я чертовски рад, что ты наконец позволила себя сфотографировать. Были, конечно, сомнения, однако ты их развеяла без следа.
— Уходишь от разговора, — одернула его Реджина, хотя комплимент ей страшно польстил. — Я серьезно: ты можешь заниматься сексом без прелюдии с ремнями и поркой?
— Конечно. Правда, голый секс — это для одноразовых свиданий. Для простого перепихона.
— Как насчет той женщины в библиотеке?
Себастьян рассмеялся.
— Я все ждал, когда ты про нее спросишь. Та брюнетка — идеальный пример простого перепихона. Поматросил и бросил.
— Поматросил и бросил, — эхом повторила Реджина. — Ты честно никогда не влюблялся?
Себастьян напрягся, и Реджина успела испугаться, что своим вопросом она разрушит столь хрупкий компромисс.
— Нет, — ответил наконец Себастьян. — Это не совсем так.
Теперь уже напряглась Реджина.
— Ясно, — произнесла она, затаив дыхание и ожидая, что он скажет дальше.
— Я уже говорил, что в мир фотографии меня привела Астрид.
— Помню.
— Она была всего на три года старше меня и от брака с моим отцом быстро устала. У него была куча денег, привлекательность, но бегать за молодой женой по клубам и концертам популярных групп он не собирался. И, когда он говорил, дескать, слишком устал или занят, Астрид брала на тусовку меня.
— Вот оно что, — очень тихо сказала Реджина, представив, как юный Себастьян мотается по Нью-Йорку в компании всемирно известной модели.
— Она видела, что и я пресыщен, одинок. Я был единственным ребенком, а деньги родителей отстранили меня от друзей. У нас с Астрид было много общего. Как-то она научила меня пользоваться фотокамерой, сводила на несколько своих фотосессий.
— Да, об этом ты тоже упоминал.
— И я в нее влюбился.
Реджину словно ударили в живот.
— Как робкий школьник?
Помедлив, Себастьян ответил:
— Нет, мы стали любовниками.
Реджина резко села на кровати и посмотрела на него.
— Правда? — Глупый вопрос, конечно, Себастьян такими вещами шутить не станет. Однако новость прозвучала столь невероятно, что Реджина невольно поразилась. Подросток завел роман с мачехой!
— Да. Я влюбился в Астрид до беспамятства. Не знаю, что она нашла в отношениях со мной — может, просто физическое удовлетворение? А может, отдушину? В общем, мы увлеклись, потеряли бдительность, и как-то раз папочка нас застукал. Он вышвырнул меня из дома и лишил наследства.
Реджина не находила, что сказать. Известно ли об этом факте общественности? Скорее всего нет, иначе Карли или Маргарет давно рассказали бы.
Реджина снова легла, положив голову ему на грудь.
— Прости. Тебе, наверное, было… Даже представить боюсь, каково это. О вас с Астрид, поди, судачили?
— Нет. — Себастьян еще крепче обнял Реджину. — Кроме денег, у отца много связей — и в прессе тоже. Никто не решился его оскандалить. Зато обо всем узнала мать. Я просил отца ничего ей не говорить. Представляешь: женщина изменила мужу с пасынком! Мне было страшно стыдно, однако отец и слушать меня не захотел. Он честно рассказал матери, за что выкидывает меня из дома и лишает наследства.
— Он перестал тебя обеспечивать? Несовершеннолетнего сына?
— Да. Деньги были у мамы, к тому же она урвала кое-что во время развода. Лишением средств отец меня не сильно наказал. Понимая это, он, дабы покарать меня по-настоящему, открыл матери позорную правду.
Даже сейчас — хотя прошло столько лет с того случая — в его голосе слышались нотки стыда.
— Мать все равно спросила бы, за что отец тебя выставил из дому. Как бы ты ей ответил?
— Мы с папашей и без того враждовали. Уж я бы придумал убедительную ложь.
— Почему тогда ты жил с ним, не с матерью?
— Сразу после развода она почти на год уехала за границу к родителям. Выбора у меня не осталось. Не успела мать вернуться — всего на несколько месяцев, — как ее ждал новый удар. На сей раз по моей вине.
— О, Себастьян, ты ведь был еще так молод. И Астрид — чуть старше тебя.
— Когда я съехал от отца, мать заподозрила, что я тайком встречаюсь с Астрид, и не ошиблась. Начались ссоры, ложь… Мать не выдержала и покончила с собой.