Библия. Ужас и надежда главных тем священной книги
Шрифт:
Где мы? И что дальше?
Опять-таки, как и всегда на нашем библейском пути, мы видим ритм утверждения-и-отрицания. В этой главе мы констатировали, что он имел место в движении Иоанна. Весть исторического Иоанна о скором наступлении Царства Божьего как о ненасильственном освобождении, подобном возвращению из вавилонского плена (так у Марка и Иоанна), подрывается вестью о божественном насилии, которую вкладывает в уста Иоанна Евангелие Q Чтобы понять Иоанна, нужно увидеть эту перемену, согласиться с ее утверждением, сказать нет отрицанию и отдать должное честности библейской традиции, которая зафиксировала
Увидев, что произошло с Иоанном в этой главе, вы уже можете догадаться, что произойдет с Иисусом в следующей главе. И это самое трудное в том, «Как читать Библию – и остаться христианином».
Подчеркнем: проблема состоит не в том, что первохристианские евреи уверовали в мессианство и богосыновство Иисуса, а в том, что мирного Иисуса представили как жестокого Христа и жестокого Сына жестокого Бога. Как мы уже говорили, перед нами не устаревшая оппозиция между «Иисусом истории» и «Христом веры», а оппозиция между Иисусом Христом (истории и веры) мирным и Иисусом Христом (истории и веры) жестоким.
Иначе сказать: когда научный мир реконструирует исторического Иисуса, этот Иисус использует или не использует насилие? И когда Церковь исповедует евангельского Христа, он использует или не использует насилие?
А ведь исторический Иисус имеет глубокое богословское значение для библейского Христа. И нравится нам это или не нравится, но христианству нужна теология, основанная на историческом Иисусе. Иными словами, с христианской точки зрения Бог открывается во Христе, но Христос открывается в Иисусе. Если норма христианской Библии есть библейский Христос, то норма библейского Христа есть исторический Иисус.
Глава 11
Христос и естественный ход цивилизации
Все, взявшие меч, мечом погибнут.
Кто мечом убивает, тому самому надлежит быть убитым мечом.
Слишком часто у нас, людей, насилие переходит от идеологического к риторическому, а от риторического к физическому.
• Идеологическое насилие объявляет, что какие-то люди – не вполне люди, недочеловеки.
• Риторическое насилие, исходя из этой предпосылки, прибегает к грубым прозвищам, хамским карикатурам и уничижительным стереотипам, пытаясь изобличить политических «предателей» или религиозных «еретиков».
• Физическое насилие, исходя из этой предпосылки, использует незаконные нападения, а если опирается на власть, то и официальные, легальные, политические действия.
В этой главе мы рассмотрим эскалацию всякого насилия (идеологического, риторического и физического), которая происходила по мере адаптации движения Иисуса под естественный ход римской цивилизации. Иными словами, утверждение уступает место отрицанию, а радикальность Бога – обыденности, как это уже неоднократно бывало в Библии.
«Змии, порождения ехиднины!»
Приведем пример риторического насилия (почти первый попавшийся). У Луки Иисус учит: «Не судите, и не будете судимы; не осуждайте, и не будете осуждены; прощайте, и прощены будете» (Лк 6:37). Но у Иоанна он говорит «иудеям»: «Ваш отец
Вышеупомянутый отрывок – лишь частный случай более широкого процесса. А именно происходила дерадикализация мирного Иисуса и его аккультурация в естественное насилие цивилизации. Более того, мы находим эту перемену уже в древнейших рассказах об Иисусе, и регулярно встречаем ее в четырех канонических евангелиях. Что ж, обыденность обыденностью, но почему все это произошло столь быстро?
Когда мессианские / христианские евреи пытались убедить немессианских/нехристианских евреев в своей эсхатологии соработничества и союза, они нередко сталкивались с неприятием. По-видимому, в выражениях не стеснялись обе стороны. В конце концов риторическое насилие встречалось на каждом шагу в древних (как и в современных) политических, религиозных, философских и богословских спорах. Как и в наши дни, люди приписывали своим оппонентам худые мотивы и худые намерения, очерняли их характер и личные качества.
Но когда впоследствии мессианские/ христианские евреи (а затем мессианские/христианские язычники) контратаковали, они не сами использовали риторическое насилие, а вложили его в уста исторического Иисуса. Приведем четыре примера. (И будем помнить, что Евангелие Q – источник, которым, помимо Евангелия от Марка, пользовались Матфей и Лука.)
Пример 1: реакция на неприятие. У Марка Иисус говорит спутникам: «И если кто не примет вас и не будет слушать вас, то, выходя оттуда, отрясите прах от ног ваших, во свидетельство на них» (Мк 6:11). Грубо говоря: «Уходим, ребята». Однако Евангелие Q заостряет риторику, как легко видеть из Евангелий от Матфея и Луки. Сначала они цитируют версию Марка (Мф 10:14 = Лк 10:10-11а), а затем приводят следующие обличения из Евангелия Q
Отраднее будет земле Содомской и Гоморрской в день суда, нежели городу тому… горе тебе, Хоразин! горе тебе, Вифсаида!… но говорю вам: Тиру и Сидону отраднее будет в день суда, нежели вам. И ты, Капернаум, до неба вознесшийся, до ада низвергнешься… говорю вам, что земле Содомской отраднее будет в день суда, нежели тебе.
Не Марк умолчал о риторическом насилии Иисуса, а Евангелие Q создало его. (Вспомним наши выводы из предыдущей главы: аналогичным образом Евангелие Q поступило с историческим Иоанном Крестителем.)
Пример 2: требование доказательства. От Иисуса требуют чуда в доказательство его притязаний. У Марка Иисус просто отказывается это сделать: «И он, глубоко вздохнув, сказал: «Для чего род сей требует знамения? Истинно говорю вам, не дастся роду сему знамение»» (Мк 8:12). Опять-таки Евангелие Q усиливает резкость высказывания, добавляя грозный знак. Марковское «род сей» превращается в «род лукавый и прелюбодейный», который «ищет знамения, и знамение не дастся ему, кроме знамения Ионы пророка» (Мф 12:39 = Лк 11:29–30; снова в Мф 16:4). Затем «знамение Ионы» становится двойной угрозой: