Библия. Ужас и надежда главных тем священной книги
Шрифт:
Причем ее фигура обрела большую значимость, чем даже образ Марии, матери Иисуса. Ее стали почитать по всему Средиземноморью. Предание о ней сохранилось в Деяниях Феклы, которые, видимо, уцелели лишь потому, что вошли в состав Деяний Павла.
Около 200 года Тертуллиан, теолог из Северной Африки, жаловался: «Некоторые, основываясь на сочинении, ошибочно приписанном Павлу (Деяниях Павла. – Д.К.), приводят пример Феклы в доказательство того, что женщины могут учить и крестить» (О крещении 17). [39] В 2001 году книга Стивена Дэвиса «Культ святой Феклы» получила подзаголовок «Традиция женского благочестия в поздней античности».
39
Цит. по пер. Ю. Панасенко. – Прим. пер.
Фекла была совсем еще юной девой. Ввиду малого возраста ее часто изображали с обнаженной грудью и непокрытой головой. На многих изображениях она слушает проповедь Павла о безбрачной аскезе, но не в общественном месте, а из окна своего дома. Фекла решила отвергнуть жениха и остаться безбрачной. Это было не только непослушанием сугубо семейным планам, но и дерзким вызовом патриархальному диктату.
Предания утверждали, что ее приговорили к публичной смерти. Однако какой бы способ казни ни избирался – сожжение или растерзание зверями – Бог чудесным образом ее спасал. Выделяются две очень важные и даже экстраординарные особенности.
Во-первых, когда Павел отказался крестить ее, она бросилась в водоем, наполненный хищными тварями. Тем самым она омылась, а Бог благословил ее решение, умертвив грозных зверей.
Во-вторых, есть сцена, в которой лучше усматривать не раннехристианский феминизм, а раннехристианский фемализм. Толпа возле арены разделяется поровну: одни – за Феклу, другие – против нее. Но это не христиане против язычников: женщины за нее, а мужчины – против. Так ведут себя даже животные, посланные ее убить:
И выпустили на нее львов и медведей; и лютая львица, подбежав, к ногам ее прилегла, и толпа жен возопияла громко. И выбежал на нее медведь; но львица кинулась навстречу и растерзала медведя. Затем лев, приученный терзать людей, что принадлежал Александру, выбежал на нее; и тогда львица, соплетшись со львом тем в борьбе, испустила дух вместе с ним. И возопияли жены громче прежнего, видя, что и львица, защитница Феклина, погибла.
40
Цит. с небольшими изменениями по пер. А. П. Скогорева. – Прим. пер.
Потом женщины пытаются отвлечь и сбить с толку других диких зверей, кидая на арену свои благовония.
Когда подросток бросает вызов империи; когда юная дева предпочитает безбрачную аскезу патриархальному контролю; когда нехристианки защищают ее на арене, а христианки следуют ее примеру в общине, происходит нечто удивительное. И неважно, сколько здесь факта, а сколько выдумки; сколько истории, а сколько притчи. Замечательное сказание о Фекле не умирает.
Когда мы ломаем копья по вопросу о том, поддерживал ли Павел женщин, полезно помнить, что думала о нем – об историческом Павле – эта женщина II века и ее последовательницы. Как видно, они находили его близким себе. Они знали, что он идет по одному Пути с ними, а не стоит поперек их пути. Но все-таки Деяния Феклы – это рассказ об апостоле Фекле, а не об апостоле Павле.
Где мы? И что дальше?
Павла никогда не было сложно понять на теоретическом
В этой главе мы показали, что после-Павловы и псевдо-Павловы тексты были анти-Павловым уничтожением Павлова учения о рабстве, патриархальности и насилии (каким мы его увидели в главе 13).
Как мы видели в главах 10 и 11, такая же судьба ожидала учения Иоанна Крестителя и самого Иисуса. Иоанн Креститель проповедовал явление Бога как ненасильственное Возвращение из Вавилона (см. Евангелия от Марка и Иоанна), а впоследствии ему приписали весть о божественном насилии (см. Евангелие Q, как его используют Матфей и Лука). Иисус говорил о ненасильственном Царстве, – но последующий новозаветный Апокалипсис напитан жестокостью.
Оба этих процесса было труднее проследить, чем ситуацию с Павлом. Ведь в последнем случае послания можно четко разделить на три категории и проследить траекторию от радикальной позиции к консервативной и реакционной. Утверждение и отрицание сразу бросаются в глаза.
Однако вся библейская традиция – от Ветхого Завета к Новому Завету, от Торы и Пророков до Иисуса и Павла – являет нам повторение одного и того же процесса: радикальность Бога сменяется возвращением в обычное русло цивилизации. Ведь Римская империя есть лишь обычная цивилизация, облаченная в тогу.
Эпилог
Воспарить над тенью нашей ночи [41]
Сначала я нахожу центральную точку.
41
Название эпилога обыгрывает строку из «Элегии на смерть Джона Китса», написанной Перси Биши Шелли (1821). Здесь использован перевод этой элегии С. Сухаревым. – Прим. пер.
Проблема христианской Библии состоит в двойственном описании Бога: Бог то совершает насилие, то воздерживается от него. Таков в ней и образ Христа, человеческого образа Бога. И получается, что христиане призваны в лучшем случае жить то так, то сяк, а в худшем случае лицемерить. (Подозреваешь мирного осла, – ожидай боевого коня.)
Решение, предложенное в данной книге, не привнесено извне хитроумным автором, а взято из самой христианской Библии. Да и кто деконструирует христианскую Библию лучше, чем она деконструирует сама себя? Подытожим же шаги, которыми мы подошли к нашим выводам.
Матрица
Начну с фундаментальной предпосылки, которую я привношу и в проблему, и в решение. Как и любая предпосылка, она должна оцениваться по тому, объясняет ли она больше, чем путает, и адекватно ли подходит к древним интенциям, уважает ли задачи, которые решались в прошлом.
Эта предпосылка, очень общая и по сути базовая, связана с тем, как читать любые тексты, древние или современные, библейские или небиблейские. Для чтения нужно знать матрицу. Иными словами, все сказанное и написанное следует понимать с учетом того, когда и где это сказано и написано. Матрица есть контекст, который мы не вправе избегать и игнорировать. (Возьмем примеры из начала нашей книги: матрица для Ганди – британский империализм, а для Мартина Лютера Кинга – американский расизм.) Перекрестные линии матрицы – конкретное время и конкретное пространство, общинная традиция и индивидуальная концепция. Нравится нам это или не нравится, от матрицы не уйти ни автору, ни читателю.