Бич Божий

Шведов Сергей Владимирович

– Я получил письмо от бывшего комита Туррибия, – спокойно отозвался Авит. – Князь Верен прибрал к рукам все города Африки. А дабы никто из тамошней знати не осмеливался даже помышлять о сопротивлении, он приказал разрушить стены, окружающие Карфаген. Комит настоятельно советует нам заключить договор с вандалами и выдать дочь Галлы Плацидии, сиятельную Гонорию, за Янрекса, внука Верена.

– Туррибий – предатель! – вскипел Литорий.

– Не спорю, – пожал плечами Авит. – Но нам нечего противопоставить вандалам, магистр, думаю, ты уже сам успел в этом убедиться.

– Против договора я не возражаю, – кивнул Литорий. – Но нельзя выдавать Гонорию за внука Гусирекса, в противном случае этот Янрекс заявит о своих правах на Рим.

– Мы не можем ссориться с вандалами, имея за спиной гуннов Аттилы, – поморщился Авит.

– У кагана в

ближайшие годы и без нас будет много хлопот, – криво усмехнулся Литорий. – Аттила имел неосторожность рассориться с венедами, и теперь ему придется сдерживать их напор на севере.

– Ты уверен в этом, магистр?

– Я сам приложил к этому руку, комит, а потому говорю тебе с полной уверенностью: у Рима есть в запасе лет пять, чтобы разрешить самые острые проблемы.

– Не скрою, – сказал Авит. – Ты меня очень порадовал, магистр. Теперь мы сможем с легким сердцем отказать внуку Гусирекса.

– Я бы выдал сиятельную Гонорию замуж, и как можно быстрее, – предложил Литорий. – По-моему, она уже созрела для брака.

– У тебя есть подходящий жених на примете? – спросил Авит.

– А у тебя, комит?

– У меня есть, но для начала я бы хотел услышать твое мнение, сиятельный Литорий.

– Я имел в виду своего сына Ореста.

– Бога ради, магистр, избавь меня от юнцов, – всплеснул руками обычно сдержанный Авит. – Я не знаю, что мне делать с Валентинианом и Ратмиром. Эта пара скоро сведет меня с ума. Мои люди сбились с ног, отслеживая их похождения.

– Хорошо, комит, – обиделся Литорий. – А кого ты имеешь в виду?

– Тебя, магистр, – усмехнулся Авит. – Ты вдов, но еще относительно молод и полон сил. А божественному Валентиниану нужен не просто зять, а соправитель.

Литорий был потрясен, до сих пор ему ничего подобного даже в голову не приходило. Пределом его мечтаний еще недавно было возвращение в Рим в качестве частного лица, не претендующего на сколько-нибудь видную роль в жизни империи. Но не прошло еще и двух месяцев со дня приезда в Медиолан, а его уже прочат в императоры. И прочит не сенатор Рутилий, склонный к фантазиям и крайностям, а расчетливый и умный комит Авит.

– Плацидия никогда на это не согласится, – произнес охрипшим голосом Литорий.

– Препятствий у нас будет немало, магистр, – подтвердил комит, – но вода камень точит. Если ты сумеешь укротить готов и богоудов в Галлии, то не только я, но и Римский Сенат встанет за тебя горой. Рим наконец обретет императора, достойного своего величия.

– Мне нужны деньги, высокородный Авит, чтобы снарядить армию.

– Казна в твоем распоряжении, сиятельный Литорий, так же как и комит финансов Павсаний. Я думаю, вы найдете с ним общий язык.

– Ему можно верить?

– Как и мне, магистр. В свите божественного Валентиниана найдется немало людей, готовых верой и правдой служить будущему императору.

В этот дворец, расположенный едва ли не в самом центре Медиолана, Авит приходил только ночью и только в случае крайней нужды. Пульхерия не хотела, чтобы слухи о ее тесных отношениях с комитом схолы тайных агентов распространились по городу и дошли до ушей Галлы Плацидии. Авита такое положение дел тоже устраивало. Он служил этой женщине из расчета, и надо признать, что его расчет оказался верен. Один за другим уходили в небытие доблестные мужи, тянувшиеся к власти, а благородная Пульхерия, которую никто из них не принимал всерьез, продолжала управлять империей, деля бремя власти со своей властолюбивой, но ленивой подругой. Сейчас эта паучиха начала охоту за сиятельным Литорием, и Авит нисколько не сомневался, что магистр пехоты очень скоро падет жертвой собственного честолюбия и чужого коварства.

– Он принял твое предложение? – вскинула глаза Пульхерия на вошедшего комита.

– Да, – негромко произнес Авит и оглянулся.

Сделал он это просто по привычке. В этом доме можно было говорить без опаски, не боясь чужих ушей. Порукой тому была репутация его хозяйки, которую многие за глаза называли ведьмой. По Медиолану ползли слухи, что в палаццо, построенном некогда патрикием Перразием, по ночам наведываются демоны в образе прекрасных юношей. Но что самое скверное, эти демоны, прирученные матроной Пульхерией, совершают набеги на соседние дома, приводя в ужас хозяев и ввергая в соблазн их жен. Слухи имели под собой вполне реальную основу, и уж кому, как не комиту агентов, было это знать. Вот только бесчинствовали в Медиолане вовсе не демоны, а беспокойная пара юнцов, Ратмир и Валентиниан. Авит в последнее время заподозрил, что император и патрикий совершают свои ночные набеги не столько по собственной воле, сколько по наущению Пульхерии, сводящей счеты со своими врагами. Именно после такого ночного визита магистр двора Валериан едва не умер от удара, а его молодая супруга навсегда потеряла веру в людей.

– Что еще? – спросила Пульхерия, откидываясь на спинку кресла.

– Галеры рекса Яна, внука Гусирекса, вошли в Тибр. Через несколько дней посольство вандалов должно прибыть в Медиолан.

– Это важная новость, – нахмурилась Пульхерия.

– Литорий считает, что сиятельная Гонория слишком лакомый кусок, чтобы отдавать ее вандалам. Я думаю, он прав.

Авит, конечно, знал, что Пульхерия поддерживает тесную связь с князем Вереном, но это вовсе не означало, что она ставит интересы Гусирекса выше своих собственных. Капризная и взбалмошная Гонория, засидевшаяся в девках, готова была броситься в объятия любого мало-мальски подходящего претендента, но у Пульхерии на ее счет были свои виды. Матрона, похоже, мечтала выдать Гонорию за своего сына Ратмира. Но пока жива Плацидия, этому точно не бывать. Императрица прекрасно знала, при каких обстоятельствах Пульхерия зачала своего сына. Кроме того, она не хотела делить Ратмира ни с кем, даже с родной дочерью. Что, однако, не мешало ей с интересом выслушивать доклады Авита о похождениях своего любовника и от души потешаться над его жертвами.

– Я позабочусь об этом, – кивнула Пульхерия.

– Аттила, если верить Литорию, увяз в войне с венедами. Впрочем, тебе это должно быть известно, матрона. Я полагаю, что Литория можно будет использовать в войне с готами, а потом устранить.

– Его устранят без нас, – небрежно бросила Пульхерия. – Он повинен в смерти кудесника Велегаста. Русы Кия уже вынесли ему свой приговор.

– Что ж, – развел руками Авит, – одной заботой меньше. Но что нам делать с Галлией? Подвоз продовольствия в Рим практически прекратился.

– Ты посоветуешь Плацидии вернуть Аэция, я сделаю то же самое со своей стороны. Сын патрикия Сара сумеет договориться и с готами, и с франками.

– Как прикажешь, матрона, – склонился в прощальном поклоне Авит.

Путь от Рима до Медиолана посольство вандалов проделало верхом, благо свиту внука Гусирекса составляли мужи по преимуществу молодые. За исключением разве что рекса Стояна и бывшего комита схолы агентов Туррибия, прожженного интригана, переметнувшегося в стан вандалов. Со стороны Туррибия было большой наглостью напоминать о себе Галле Плацидии, но, видимо, он рассчитывал, что статус посла защитит его от козней мстительной императрицы. Посольство вандалов по земле империи сопровождали старые знакомые Туррибия, сенаторы Рутилий и Паладий. И тот и другой были участниками заговора Бонифация, приведшего в конечном итоге к потере африканских провинций, а потому могли теперь собственными глазами увидеть результаты своих неустанных трудов. Дабы не утруждать истрепанные жизнью тела, сенаторы ехали в карете. К ним присоединился Туррибий, тоже далеко уже не юнец, сохранивший, однако, и волосы на голове, и великолепный волчий оскал крепких белых зубов. Туррибий не отказал себе в удовольствии напомнить сенаторам об их промахе десятилетней давности, чем вызвал гнев сенатора Рутилия, считавшего бывшего комита виновником всех бед, обрушившихся на империю. Впрочем, долгая дорога примирила спорщиков, и остаток пути они проделали вполне сносно, перемывая косточки своим старым и новым знакомым. Сенаторов прежде всего заинтересовал рекс Стоян, худощавый варвар лет пятидесяти с вечно хмурым лицом. Если верить Туррибию, то Стоян доводился Гусирексу дальним родственником, и тот верил ему как самому себе. Что же касается внука князя Верена, двадцатилетнего Янрекса, то это был среднего роста, светловолосый и голубоглазый молодой человек приятной наружности и вежливый в обхождении. По-латыни он говорил без всякого акцента и был достаточно образован, чтобы при случае поддержать беседу с мудрыми римскими мужами. Сенаторы любовались юным варваром ровно до того момента, когда на горизонте возник посланец императрицы Плацидии комит Ратмир. Сын матроны Пульхерии встретил посольство в сорока милях от Медиолана. Комита сопровождали триста клибонариев гвардейской схолы в блистающих на солнце доспехах. Зрелище, что и говорить, было впечатляющее – это вынуждены были признать даже сенаторы, критически настроенные к императорскому двору.