Бич сновидений

Пехов Алексей Юрьевич

Морок подошел к столу с подносом. На нем лежали две круглые белые таблетки. И по стакану с водой.

Я поймал взгляд Мара. Он отчаянно пытался мне что-то сказать. Молча.

Я посмотрел на Альбиноса, ожидая объяснения.

— Это чтобы нашему погружению ничего не мешало, — пояснил тот. — Я закрыл свой сон от врагов. Никто не может попасть в него без дополнительной стимуляции.

Значит, снотворное. Таблетку он принял первым, показывая свою лояльность. Я поднес стаканчик к губам, закинул в рот маленький кружок снотворного. Но не проглотил.

Кресло танатоса изменило

форму, спинка поехала вниз, принимая положение, удобное для сна. То же самое происходило с моим.

Альбинос снял перчатку, протягивая мне руку, я подал свою, ледяные пальцы крепко сжали мою ладонь. Как же сильна его надежда на исцеление, что он добровольно позволяет прикасаться к себе.

Было бы безопаснее, если бы вокруг моего запястья обвился коралловый аспид, но я закрыл глаза, беззвучно шепнув спасительное «вокруг», и провалился в сон.

Мы находились в той же комнате. Но теперь она была наполнена туманом, в котором скользили обрывки сновидений, напоминающие сонных рептилий. Альбинос по-прежнему сидел в кресле, и я вновь увидел, насколько сильно травмировано его тело сновидения. Огонь Феникса продолжал кипеть в венах Анахарсиса. Мне даже на миг стало любопытно, сумела бы Амина излечить его?..

— Давно не приходилось здесь бывать, — произнес Альбинос, имея в виду мир снов.

А мне вспомнилось, как он скучал по Полису в давние времена моей юности. Сейчас мой враг, видимо, испытывал нечто подобное.

Ни он, ни я не почувствовали постороннего присутствия. Не было огня, гула дикого пламени или взмахов пламенных крыльев. Анахарсис вдруг схватился за горло, словно его душил собственный кошмар. На белой груди танатоса появилось черное пятно, оно росло, начав обугливаться по краям, осыпаться пеплом. А затем Альбинос вспыхнул весь, целиком превратился в факел и погас прежде, чем успел издать хоть один звук. Рассыпался золой.

Туман начал наползать на то, что осталось от могучего прежде дэймоса, и поглотил. Растворил в белой мгле.

Я стоял и смотрел на пустоту, оставшуюся от давнего врага. Испытывал ли я торжество, удовлетворение чувства мести? Ненавидел ли я его настолько, чтобы радоваться сейчас. Нет. Однозначно нет. Просто перевернулась очередная страница, завершая еще один отрезок времени.

…Сработала пламенная эгида?, «мой» личный Феникс обезвредил очередную ловушку… Альбинос был могуществен в прошлом. Он представлял опасность лично для меня. Пожалуй, все же не стоило ему до меня дотрагиваться… И теперь, наконец, перестало существовать то, что уже почти пятьдесят лет как должно было быть мертво.

Фрагмент сна начал тлеть по краям, словно бумага, лежащая слишком близко к пламени. По пеплу пробежала огненная надпись.

И тут же погасла.

Я потянулся за нитью, ведущей к Мару…

Перековка сдерживала меня, сейчас это стало абсолютно очевидно. Теперь я мог не стесняться в методах. Почти с прежней силой я нанес быстрый, стремительный удар. Эффект иглы, пронзившей нерв. Всего лишь одно прикосновение, не самое масштабное — и конечность парализована.

…В реальности ничего не изменилось. Кроме того, что Альбинос, полулежащий в низком кресле, был мертв. Одна его рука цеплялась за подлокотник, другая — без перчатки — свесилась до пола, полуприкрытые глаза смотрели в одну точку.

Из моих живых врагов оставался Мар. И сейчас ему было очень худо. Он сидел на полу, привалившись спиной к стене, тяжело дыша, его осунувшееся лицо покрывали крупные капли пота, рубашка с выдранными пуговицами распахнута на груди.

— Так глупо… — прохрипел Мар, повел взглядом в мою сторону. — Так глупо… попался.

— Лучше не сопротивляйся, — посоветовал я, наблюдая за ним, но не подходя близко.

— Столько лет опыта… и так… глупо, — выдохнул морок, попавший в мою ловушку.

Если бы он мог, как ящерица, отбросить прищемленный хвост, то сделал бы это. Но дэймос не имел такой возможности и постепенно, медленно запутывался в паутине, теряя свою волю, принимая чужие желания как свои.

Это был он. Мой враг. С самого начала. С нападения в кошмаре борца. Теперь он был также беспомощен, как я в его сне. Сила действия равна силе противодействия, закон, с которым рано или поздно сталкивается каждый. Даже самый коварный дэймос. На этот раз он перехитрил сам себя…

Мар пришел в себя быстро. Не зря говорят, что мороки чрезвычайно живучи. Поднялся, перевел дыхание. Подошел к столу и, взяв стакан, выпил оставшуюся воду. Посмотрел на мертвого Альбиноса.

— Ты был прав. Я веду свою игру. Время могучих танатосов прошло. Также как и царей, императоров, цезарей. Теперь миром правят корпорации. Где объединяются такие, как я. И ты, тимор.

Я молча слушал его.

— Эта развалина, — он небрежно кивнул в сторону, — была одержима лишь надеждой на излечение своего никчемного тела. Он давно потерял хватку.

— Но не ты, Мар.

— Именно. Такие, как я и ты, будем жить вечно.

Мелькнуло воспоминание о моем допросе Лонгина Сотера. И рассеялось. Нужно осторожно задавать правильные вопросы. Несмотря на воздействие, в подсознании морока могли быть заложены мины кем-нибудь еще. Не хотелось бы случайно «наступить» на одну из них неумеренным любопытством.

— Что ты сделал с Хэл?

— Ничего. Абсолютно ничего! Хотел всего лишь направить тебя в нужном направлении и придать заинтересованности. Но моя угроза неожиданно оказалась исполнена. — Он довольно улыбнулся. — Фобетор явно благоволит мне.

— Кто прислал Хэлену в мой сон?

— Я, — ответил он хрипло. — Я подал идею феристису Анахарсису. Ее подсознание нашпиговали крючками и привезли в ваш дом.

— Зачем?

— Двое слуг погибли, пытаясь проникнуть в убежище. Она вошла.

Это я знал и без него. Был лишь не уверен в количестве жертв моего дома.

— Зачем? — повторил я.

— В нем ключ к Фобетору.

— Что значит ключ к Фобетору?

Взгляд морока поплыл, как будто что-то в его мозгу переключило каналы, и поток информации начал тормозить. Как бы он не потерял связность мысли.

— Кто такой Фобетор?

— Божество. Дающее власть…

Об этом я тоже слышал не раз. И знал о желании дэймосов получить реального покровителя в виде персонального бога сновидений.