Бифуркатор
Шрифт:
Я закинул куртку за спину, ветер неприятно лизал холодным языком влажные волосы. Шли босиком, закинув кроссовки, связанные шнурками, на шею.
– Мой опарыш сегодня с ума сошёл, - говорю я.
Стёпка завёл глаза. Пару жирных капель влаги застыли на линзах его очков.
– Что такое?
– Не слышит тебя Серый, - улыбается Стёпка.
– Да-да, - я улыбаюсь в ответ. Всякий раз, когда я при Серёге называл Андрюшку опарышем, Серый восклицал...
– Артём, это же твой брат, а опарыш - это личинка, пожирающая
Я задумчиво улыбаюсь, пиная камушек. И вдруг проникаюсь моментом до самой по-следней клеточки сердца. Я люблю этот вечер, это лето, свою реку, Веронику и моего друга. Я хочу чтобы этот миг длился вечно!
– Тебе не надоел Серый?
– Чем?
– Мне кажется, он лезет в твою личную жизнь каждую секунду.
Стёпка задумывается, крутя пальцем шнурок, как моя Вероника кудряшку шикарного локона.
– Ну вообще, не знаю. Родители же мной почти не занимаются, они поручили меня Се-рому. А он такой, маменькин сынок. И папенькин. Он всё выполняет с усердием перфек-циониста.
– Кто такие перфекционисты?
– спрашиваю я, уже не в первый раз, ибо Стёпка вечно кидается какими-нибудь заумными терминами.
– Ну это... как раз такие педанты, которым надо, чтобы ни одной ошибочки не было в любой их работе. Вот Серый такой. Если я упаду и поцарапаю коленку, он поднимет на уши скорую помощь, перевернёт всю аптечку дома.
Я вздыхаю и с благоговением смотрю на тускнеющие в свете вечера листву деревьев.
– У меня такого никогда не было. Не знаю, может, это и прикольно.
– Прикольно, - соглашается Стёпка.
– Но иногда хочется капельку свободы, понимаешь...
– Ещё бы не понять, - усмехаюсь.
– Но лучше быть на твоём месте, чем на моём. Я ж говорю, опарыш с катушек сегодня слетел. Мало того, что голым на воротах вертел задом, так ещё отвёл меня в сарай, вручил молоток и велел ему голову размазать.
Глаза Стёпки под линзами очков увеличились вдвое.
– Правда что ль?
– Агааа. Не знаю, кто его укусил. Он с утра не в себе. Ходит по дому, говорит какие-то странности, впрочем...
– я прищуриваюсь и вдруг вспоминаю.
– Утром он сказал, что на меня набросится зубная паста, и она правда выплюнулась из тюбика прямо на палец. А вообще, он ходит, сумашедше улыбается и... просит убить его молотком, - последнюю фразу я произношу, пожав плечами.
– Может, его психиатру показать?
– хмурится Стёпка.
– Если завтра не прекратит, то я серьёзно поговорю с мамой насчёт этого, - киваю. Мы уже выходим из лесопосадочной полосы.
– Мне сейчас и так дома достанется, что не вер-нулся к ужину.
******
Мой папа ко всему относится с юмором. Если между нами и мамой проскакивала искорка раздора, он обычно отодвигал газету "Спорт-Экспресс", которую читал, и его лысеющая голова обязательно вставляла какую-либо шутку, которая разрядит обстановку. В последние годы отец
Когда мы попрощались со Стёпкой и я пересёк уже темнеющий двор, жареная баранина давно остыла. В светлой кухне меня встречает мама, руки уже упёрты в бока, на лице будто пространство искривили.
– И что, ужин в микроволновке греть?!
А мне на душе так хорошо, что вот совсем не хочется ссориться. Я же Веронику сегодня поцеловал.
– Он и после микроволновки будет прекрасным, поверь, - отвечаю я и бросаю куртку на вешалку. Отец развалился за столом, его лицо и грудь прячутся за газетой.
– Дорогая моя, ты так готовишь, что твоя баранина и холодная изумительна. Пальчики оближешь.
Я улыбаюсь, хоть папа и не видит. Хороший он всё-таки человек. В конце концов, где бы мы сейчас жили, полюби мама какого-нибудь кондуктора или офисного рабочего? Саратов не славится красивым городом нашей необъятной. Народ хорошо помнит те злосчастные два года с 2008 по 2010, когда Саратов признали самым замусоренным городом. Выживают тут только те, кто работает в промышленности, например, в транспортной, как мой папа, который к тому же занимает руководящую должность.
– Вот!
– восклицаю я.
– Слушай папу.
– А сам тем временем швыряю на пол кроссовки и отряхиваю ноги.
– Это что за проклятие!
– мама вскидывает руки к потолку, но видно, что она уже сдалась.
– Нет бы поддержать меня иной раз.
– Теперь мама смотрит на заголовок Спорт-Экспресс.
– И что я должен сделать?
– отвечает газета.
– Гавкни на него.
Краешек Спорт-Экспресса отодвигается в сторону, показывается глуповатое лицо папы с полянкой лысины на макушки, и потом он корчит гримасу и коротко гавкает.
Я покатываюсь со смеху, а папа уже вновь читает газету. Мама тоже смеётся.
Я проскальзываю в ванную, мою руки и разогреваю ужин. В желтеющем свете ночника гостиной мама переключает каналы, а на яркой кухне я поедаю картошку, горошек и баранину, и потом раскрытая газета Спорт-Экспресс заставляет меня насторожиться.
– Что-то сегодня Андрюшка такой тихий!
– раздаётся голос папы.
– Он вообще в доме?
– Ох, - долетает голос мамы из гостиной.
– Сегодня Андрей встал не с той ноги. И, кажется, они конфликтовали с Артёмкой.
Газета шуршит и отодвигается. На сей раз из-за неё выглядывают хмурые глаза.
– Вы конфликтовали?
– спрашивает отец.
Я растерянно жму плечами. Неприятный разговор угрожает состояться не завтра, а сегодня.
– Я не знаю, что он сказал маме, но он очень странно ведёт себя с утра.
– Как?
– ещё больше хмурится папа.
Я поглядываю на мрачный проём гостиной, приближаю лицо к папе и в два раза снижаю громкость, почти шепчу:
– Он голый плясал на воротах.